— Ох, отец, ну давай же, это не имеет значения, она ведь без сознания, а значит не услышит меня, к черту и проклятье, я, наконец, хочу использовать человеческий язык, мне постоянно приходится только слушать все это дерьмо, день и ночь, блаблабла. Никогда ничего нельзя сказать или сделать, только присматривай. Я больше не хочу этого, финито, я закончил с этой дерзкой девчонкой!
Я почувствовала прикосновение к боку, там, где ничего не болело, чуть выше моего пояса. Как будто волна пощекотала меня. Не больше. Дрожь пробежала по спине.
Снова подо мной и надо мной раздался грохот, и постепенно мне становилось страшно. Почему другие не подходят ко мне, чтобы помочь? Почему они оставили меня лежать здесь на земле? Может быть, я все-таки умерла?
Неужели они забрали меня? И папе придется латать меня в своем подвале рядом со вчерашней бабулькой, чтобы я выглядела прилично, когда меня будут хоронить? А здесь как раз обсуждали, куда меня послать на небеса или в ад?
Но тогда почему стеклянный голос сказал, что я без сознания и ничего не слышу? Я же ведь слышала. Я даже слышала то, что никогда раньше в своей жизни не слышала. Стеклянный голос. Здесь Джузеппе или нет, я должна была сейчас же открыть глаза и посмотреть, что там происходило.
Но не получалось. Мои веки становились все тяжелее и тяжелее. Я хотела руку поднять вверх, но прежде чем я смогла это сделать, асфальт подо мной растворился, и я провалилась вниз. Больше меня ничего не удерживало.
Глава 4. Старая знакомая
— О, барышня Моргенрот. И что же сегодня произошло? Обожглась? Сломала кость? Рваная рана?
Это был определенно человеческий голос женщины. И я ее знала. Я хорошо ее знала. Это была госпожа доктор Манке из отделения скорой помощи.
Она была в восторге, когда меня доставляли сюда, потому что ей страшно нравилось зашивать мои раны, даже в воскресение после обеда, когда узкий коридор перед приемным кабинетом был переполнен пострадавшими детьми и подростками. Она всегда говорит, что у меня такая красивая, бледная кожа, прежде чем достать иглу.
Значит, я была не мертва. Нет, я находилась в отделении первой помощи больницы имении Марии. И я лежала на носилках. Это было хорошо. Менее радостным был тот факт, что моя голова пульсировала и гудела, плечо обвисло, и меня сильно тошнило. Тем не менее, я внимательно прислушалась, не услышу ли что-нибудь «еще», кроме громыхания колес подо мной, гула вентиляции и госпожи Манке, которая с готовностью рассказывала кому-то, что я успела натворить за все время.
