— Вдвоем вы выполняете работу трех прессовщиков, — сказал Шатляр, — и лишаете хлеба одного рабочего. Ты соображаешь?
Бюзар молчал. Он стоял перед старым профделегатом, сжав губы и не глядя на него.
— Твой отец упрям как осел, но, когда он работал на фабрике, он вел себя порядочно, — продолжал Шатляр.
— Сейчас нет безработицы, — возразил Бюзар. — Я ни у кого не отнимаю хлеб.
— В Бионне нет безработицы, но она существует в других городах, и существует солидарность рабочих.
— Я лично живу в Бионне, — сказал Бюзар. — Пока что… — добавил он.
— Ты свихнулся.
— Мне нужны триста двадцать пять тысяч франков.
— Мне тоже, представь себе. С того времени как я появился на свет.
— Я женюсь на Мари-Жанне.
— Удивляюсь, как это она разрешила тебе пойти на такую низость.
После того как отец Мари-Жанны погиб, придавленный прессом для целлулоидных изделий, Шатляр опекал девочку и ее мать. Он отвоевал для вдовы пенсию. Благодаря его заботе у Мари-Жанны на елку всегда был подарок. В дальнейшем по его настоянию девочка училась в профессиональном училище, где она получила профессию белошвейки. Иногда вечерком Шатляр заходил побеседовать с матерью Мари-Жанны. На чувствах старика к этой семье и хотел сыграть Бюзар, упомянув о Мари-Жанне как о своей невесте.
— Выкладывай, в чем дело, — сказал Шатляр.
Мари-Жанна непременно хочет уехать из Бионны, объяснил Бюзар. Она согласилась выйти за него замуж при условии, если он станет управляющим снэк-бара. И он вынужден был что-то придумать, чтобы раздобыть недостающие триста двадцать пять тысяч.
— Снэк-бар, что это за штуковина? — удивился Шатляр.
— Это ресторан, где можно поесть на скорую руку, рядом с заправочной колонкой… Теперь так делается. Автомобилисты не желают терять время на еду. Вначале Мари-Жанна будет заниматься готовкой, жарить бифштексы и варить «от-доги».
— Что это за «от-доги»?
— Сосиски.
— Почему ты разговариваешь не по-французски?
— А я буду обслуживать посетителей.
— Стать холуем — вот твой идеал.
— Потом у нас появится обслуживающий персонал. Мари-Жанна встанет к кассе. А я буду только распоряжаться.
— Понятно, хочешь эксплуатировать людей — вот к чему ты стремишься.
— Я политикой не занимаюсь, — ответил Бюзар.
— А я в твоем возрасте мечтал о революции, об освобождении всех трудящихся. Да и теперь не изменил своим убеждениям. Бороться за то, чтобы все имели право «на хлеб и на розы», тебя это не прельщает?
— С вашей стороны это очень благородно, — сказал Бюзар.
