Однако десятки тысяч оставались. Толпа стояла столь плотно, что даже те, кто бежали бы с радостью, оказались неспособны сдвинуться с места, сдавленные, сжатые, стиснутые со всех сторон. Когда под медленный бой барабана на них начали надвигаться копья, некоторые рванулись вперед, взявшись за руки, и принялись кричать и сыпать проклятьями.
– Прочь с дороги, проклятое дурачье! – взревел сир Лютор. – Расходитесь по домам! Вам не причинят зла! По домам!
Кое-кто говорит, что первым погибшим был пекарь, лишь удивленно крякнувший, когда острие копья пронзило его плоть, и он узрел, как краснеет его фартук. Другие утверждают, что то была маленькая девочка, растоптанная боевым конем сира Лютора. Из толпы полетел камень, рассекший одному из копейщиков бровь. Раздались выкрики и проклятия, палки, камни и ночные горшки дождем обрушились с крыш, а на другом конце площади лучник принялся пускать стрелы. В одного из стражников ткнули факелом, и его золотой плащ сразу охватило пламя.
В золотых плащах состояли здоровые, молодые, сильные мужи, обученные, хорошо вооруженные и в добротных доспехах. Двадцать ярдов, или немногим более, стена их щитов держалась, и они прорубили кровавый путь сквозь толпу, оставляя вокруг себя мертвых и умирающих. Но их насчитывалось лишь пять сотен, а бунтовщиков – десятки тысяч. Упал один стражник, затем – другой. И вдруг чернь стала просачиваться сквозь бреши в строю, пуская в ход ножи, камни и даже зубы; стражников облепили со всех сторон, на них нападали сзади, в них швыряли черепицу с крыш и балконов.
И стычка обернулась бунтом, а бунт перешел в резню. Окруженных со всех сторон золотых плащей обступили столь тесно, что они не могли использовать оружие в давке. Многие пали, пронзенные своими же мечами. Прочих рвали на куски, забивали до смерти ногами, затаптывали, рубили мотыгами и мясницкими ножами. Даже грозный сир Лютор Ларджент в такой бойне уцелеть не возмог. Меч вырвали из его руки, Ларджента стащили с седла, ударили ножом в живот, и забили до смерти булыжником. Его шлем и голову так раздробили, что только по величине и удалось опознать его тело, когда на следующий день прибыли телеги, собиравшие мертвецов.
В ту долгую ночь над одной половиной города властвовал хаос, а из-за другой перегрызлись никому не ведомые лорды и короли беспорядка. Межевой рыцарь с имечком сир Перкин Блоха короновал собственного оруженосца Тристана, юношу шестнадцати лет, который объявил, что приходится побочным сыном покойному королю Визерису. Любой рыцарь может посвятить в рыцари кого угодно. И когда сир Перкин принялся оделять рыцарским званием всех наемников, воров или подручных мясника, стекавшихся под рваное знамя Тристана, сотни мужей и юнцов явились ему присягнуть.
