— Сенатор, — сказала она размеренно, — вы прибегаете к самой плохой софистике. Считаете ли вы, что я была слишком молодой, чтобы научиться читать в четыре года, слишком молодой, чтобы в пять лет просиживать в библиотеке конгресса, слишком молодой, чтобы совершать с вами выезды на охоту и в лагеря, слишком молодой, чтобы в восемь лет слушать вас с сенатской галереи, читать вместе с вами увесистые серьезные книги, слишком молодой, чтобы в десять лет начать записывать ваши речи, слишком молодой, чтобы в четырнадцать лет стать вашим советником и доверенным лицом, бродить по вечерам по улицам Вашингтона, а вы в это время решали проблемы и проверяли правильность своего решения по моей реакции? А теперь вдруг вы суете мне в лицо календарь и заявляете, будто я недоразвитая, не доросшая до семнадцати лет, ребенок, не ведающий, что делает.
Она продолжала говорить, безжалостно используя свое преимущество, как это делал Том Бентон, когда его желания оказывались под ударом.
— Я никогда не оспаривала ваше мнение. Если меня хвалили за хорошую работу, я работала еще более упорно, чтобы заслужить еще большую похвалу, и вы даже заявляли, что вам вскоре придется пойти на выучку ко мне. А теперь, при первом повороте событий, который вам не по вкусу, вы превращаетесь в раздраженного отца, стремящегося давить тяжелой рукой.
Том глядел на нее, сохраняя спокойствие:
— Вот это речь, Джесси, быть может, тебе следует стать сенатором от Миссури?
Джесси быстро подошла к отцу, сделав примирительную мину:
— Я не хочу быть сенатором от Миссури. Я хочу быть дочерью сенатора. Отец, ты знаешь, как я тебя люблю, нам не было нужды говорить об этом. Ты нежно вел меня за руку все эти счастливые годы, ты не можешь вдеть мне, как волу, в нос кольцо под предлогом, что делается такое ради меня самой.
— Что сказал тебе лейтенант Фремонт?
— Ничего… во всяком случае прямо от него я не слышала. Возможно, я читала его мысли, но свидетельства такого рода судом не принимаются, не так ли?
— Совсем не забавно.
— Лейтенант Фремонт был очень осторожным, — продолжала она, — Ты форсируешь события, отец, ведь ты никогда не шел напролом в деликатных вопросах.
— Я слишком хорошо учил тебя, — застонал сенатор.
— Ну вот, Том, — проворчала Джесси, — ты вложил мне в руки оружие для борьбы, и неужели ты думаешь, что я его не использую, когда мое счастье под угрозой?
— Твое счастье! Но это же фантастика, Джесси! Впервые у тебя появилось романтическое увлечение, и ты уже говоришь о своем счастье! Лейтенанта Фремонта просто не будут приглашать в этот дом.
