Неожиданно, уже подъезжая к Остоженке, Арнольдик просигналил мне и резко прижал машину к обочине, вызвав целую бурю возмущения со стороны ехавших следом.
Не обращая на них внимания, он открыл дверцу, высунулся и его долго и мучительно тошнило.
Я подъехал к нему и участливо спросил:
- Вам плохо, Арнольд Электронович?
- Я только что убил. Я убил человека. Как мне может быть после этого хорошо? - поднял на меня мутный, слезящийся взгляд Арнольдик.
- Но вы же фронтовик, разведчик. Вам же приходилось убивать на войне?
- Во-первых, там были враги, фашисты. А здесь? Я просто даже не знаю. А во-вторых, разве можно вообще привыкнуть убивать? Разве можно привыкнуть к крови? Разве можно привыкнуть к смерти?
Он устало покачал головой, сделал мне знак, чтобы я помолчал, и больше ничего не говорил.
Нинель обняла его сзади за плечи и сидела молча, пока он с трудом восстанавливал тяжелое дыхание.
Потом, когда он немного успокоился, она тихо сказала:
- Арнольдик, дорогой, поверь мне, что ты все сделал так, как должен был сделать. Я с тобой. Я горжусь тобой. Я боюсь и не люблю насилие, но ты был прав. А сейчас надо ехать. Скворцову очень плохо, он потерял много крови, и ему нужно прооперировать глазницу, пока нет заражения.
- Да, конечно же, дорогая, едем...
Мы проехали под арку возле продовольственного магазина в самом начале Остоженки и свернули во двор-колодец.
По захламленной лестнице мы поднялись на второй этаж древнего здания.
Дверь в квартиру была непривычно высоченная, а вместо звонка на веревке висел обыкновенный молоток.
Я взял его и постучал по измятой стальной пластине на двери. По квартире пошел гул, исчезая где-то вдалеке. А по этажам так загудело, что мы почувствовали себя внутри колокола.
Но несмотря на такой тарарам стучать пришлось трижды, пока наконец дверь распахнулась, и на пороге появилась фигура в голубом халате.
- Громче нужно стучать! Громче! - заорала фигура, нетерпеливо махая нам рукой, чтобы мы поскорее проходили, сама же исчезала, удаляясь по коридору вглубь квартиры. Шла фигура быстро, почти летела, полы расстегнутого халата в сумерках коридора казались черными и развевались, как крылья летучей мыши. Фигура уходила по коридору, смешно косолапя, не оглядываясь на нас, словно мы ее совсем даже не интересовали.
Хотя нет, так только казалось, потому что на повороте фигура остановилась и крикнула, топнув ногой:
- Что вы стоите, молодой человек?! Да не вы, не вы! Не льстите себе, не такие уж вы все и молодые люди! Вот вы, который с глазом, вернее, без глаза. Вы что, имеете желание истечь кровью?! Тогда зачем было выбирать для этой цели мою квартиру? То же самое вполне успешно можно было сделать где-нибудь на улице или в приемной горбольницы. Ну? Идите уже за мной, наконец!
