Мужчины с уважением пожали мне руку, а Нинель обняла меня и поцеловала в макушку.
- Берегите себя, Гертрудий! - прочувствованно сказала она, прижав к глазам платочек. - Помните, что вы всегда были моим любимым учеником. Очень может быть, что даже самым-самым любимым!
- Нинель Петровна! - удивился я. - Я же у вас никогда не учился! Как же я попал в ваши любимые ученики?! Вы, Нинель Петровна, что-то, наверное, путаете.
- Я никогда ничего не путаю и никогда ничего не забываю! - строго поджав губы, возразила мне обиженно Нинель. - Именно потому вы и есть мой самый любимый ученик, что не учились у меня в классе. За это я вас и люблю, что миновала меня чаша сия.
Я что-то не совсем понял, что же она имела в виду, но на всякий случай растроганно поблагодарил ее, а сам заспешил в подъезд.
Скворцов должен был пробраться на крышу раньше меня, а мне помогал Петюня.
Хорошо, что в нашем доме есть грузовой лифт, в котором я смог подняться прямиком на крышу, не вылезая из коляски.
Мы выбрались из лифта, но Петюня не хотел уходить. Ни в какую не хотел. Пришлось даже прикрикнуть на него:
- После на лифте покатаешься! Я знаю, что ты любишь это дело, я сам тоже люблю это дело, но надо знать: где, с кем, и когда. И вообще - потом!
Обиженный и надутый Петюня ушел на улицу, а я остался совсем один. На крыше было ветрено. Я подъехал к краю и понял, что ветер - это еще не самое неприятное. Еще большей неприятностью оказалось то, что здесь было высоко.
Я осторожно высунул нос из своего кресла и посмотрел. Люди внизу были маленькие-маленькие, асфальт сверху казался на вид очень твердым.
Вздохнув, я решил, что вниз смотреть больше не буду. Огляделся вокруг и заметил, что в одном месте хлипкие перильца, ограждавшие плоскую крышу, были выломаны, образовав как бы калиточку в небо.
Я подъехал к этой калиточке и вытянул шею, позабыв про то, что решил не смотреть вниз.
Подо мной находился подъезд, напротив которого стояли мои друзья, делая усиленно вид, что не знают один другого.
Я стал терпеливо ждать сигнала, который должен был подать мне Арнольдик, когда около дома соберется побольше народа.
И вот он подал мне этот сигнал, махнув платком.
Набрав в легкие побольше воздуха, я подъехал к калиточке, стараясь не смотреть вниз, что, впрочем, удавалось мне плохо.
Вцепившись в ручки кресла, я закатил глаза в небо, и заблажил во всю глотку.
Рот мне забивал ветер, не на шутку разгулявшийся по крыше, и получалось у меня вот что:
