Я боялся - пока был живой | страница 107
А когда он их открыл, то увидел во дворе двух огромных мужиков, которые вносили в арку гигантских размеров шкаф.
С их появлением двор стал и вовсе похож на картину Питера Брейгеля, а еще больше, на безумную фантазию Иеронима Босха.
Два мужика, невероятных габаритов, которые неспешно и деловито волокли апокалиптический шкаф, два живописных оборванца в обносках милицейской формы, растерзанные, грязные, один под каким-то чудовищно ободранным пледом, второй слепой, в темных очках, но с белой марлевой повязкой на грязной роже под темными очками, странно похожими на круглые очки сварщика.
А тут еще, в придачу ко всему, мужики со шкафом, попав во двор, замедлили движение, стараясь попасть в такт заунывному песнопению, от которого по стенам дома прошла дрожь, а на окнах выступили слезы.
Мужики со шкафом исчезли где-то, в каком-то из многочисленных подъездов, а "пестня" рванула с новой силой и страданием:
Подтолкни!
И не мучай вопросами,
я имею жить,
как хочу,
полечу я вниз
вверх колесами,
но как птица я
полечу!
Для меня, братан,
это семечки,
ну, как вырастить
пару ног...
Приходи ко мне
на скамеечку
поплевать на мой
бугорок!
В этом месте мужик в коляске зарыдал, и дальше продолжал горланить свою дурацкую "пестнь" сквозь яростные, утробные всхлипы, душившие его:
Ты поправь кепарь
на затылочке
и бррранить меня
ты не будь!
Если я тебе
из могилочки
тоже выплюну
что-нибудь!
В этом месте не выдержал уже слепой. Он тоже зарыдал, рванул на себе ветхий форменный китель, обнажив грязный и рваный тельник в полоску, припал на грудь к безногому и забился в рыданиях, сотрясаясь всем телом.
Они обнялись и жутко рыдая, буквально давясь всхлипами и словами, проревели хором:
Подтолкни!
И не мучай вопросами,
я имею жить,
как хочу,
полечу я вниз
вверх колесами,
но как птица я
полечууууууууу!!!
Тут произошло нечто, совсем уж неожиданное: распахнулись разом все окна, и на рыдающих бедолаг пролился настоящий денежный дождик.
Со стороны все это напоминало кадры старой кинохроники, когда вся страна встречала Чкалова, и на машину с отважными летчиками, Сталинскими соколами, бесконечным потоком текли и падали, падали, падали белые-белые птицы листовок...
Вот так же падали бесконечной лавиной из окон деньги на этих оборванцев.
Оборванцы же окончательно разрыдались и раскланялись с чувством.
А в квартире, не стесняясь, плакали, обнявшись, Стукалец и Крякин, суровый Капустин кривился лицом и яростно жевал нижнюю губу, часто сплевывая на пол.