У Валентина Александровича очень рано прорезались первичные элементы эстетического отношения к окружающему миру. Он был аккуратен, чистоплотен, брезглив, инстинктивно любил все красивое и ненавидел безобразное. Очевидно, поэтому для него осталось на всю жизнь таким невыносимо отвратительным воспоминанием это мытье посуды. Без омерзения он не мог вспоминать грязную, жирную воду в тазу и липкий комок — мочалку.
Тоша многое повидал в колонии. Вошел в деревенскую жизнь, присутствовал при корчевке леса, ездил с ребятами в ночное, но результат его пребывания в Никольском оказался совершенно противоположным тому, на который рассчитывала Валентина Семеновна. Великий педагог тетя Таля, которой, кстати сказать, было всего двадцать четыре года, не сумела отыскать путей к маленькому Серову. И он возненавидел и колонию и саму Наталью Николаевну. Тоша не шел ни на какие компромиссы, хотя тетя Таля первая заметила его тягу к живописи, купила ему карандаши и краски и, как умела, объяснила ему первые принципы перспективы.
Кульминационной точкой их отношений был такой случай: девочка, порученная Тошиному наблюдению, все время мешала ему рисовать. Он для ее развлечения, недолго думая, проделал ножницами дыры в каком-то детском платьишке. Это действительно развлекло девочку, и Тоша мог спокойно рисовать. Наталья Николаевна, обнаружив результаты Тошиной деятельности, его не наказала, даже не сделала выговора, она просто взяла рисунок и разорвала.
Валентина Семеновна рассказывает, что на Тошу это произвело такое впечатление, что даже через сорок лет он вспоминал об этом с тем же возмущением, с каким рассказал ей эту историю в первый же момент их встречи. Бумажек с рисунками Тоши везде валялось множество, их рвали, бросали, жгли — он не обращал внимания, но этот рисунок был чем-то дорог ему.
Мальчик прожил в Никольском около года. Примерно столько же времени просуществовала и коммуна. Среди ее членов начались недоразумения. И Наталья Николаевна сочла за лучшее отвезти мальчика в Мюнхен к матери.
В Мюнхене Валентина Семеновна жила по-студенчески. Целый день была на занятиях, а вечерами на концертах или в опере. Жила она в гостинице, занимая там маленький дешевый номер. Очевидно, по молодости она решила, что мальчуган семи лет тоже может жить такой же бездомной, беспорядочной жизнью. Но Тоше, не знавшему еще немецкого языка, было тоскливо. Целые дни и вечера он рисовал, а если и выходил, то одиноко бродил вокруг дома, разглядывая незнакомую, но колоритную публику южного немецкого города.
