Судьба отпустит ей еще шестнадцать с половиной лет, будет время и для свершений, и для ошибок. Надо признать: Екатерина Великая принадлежит к числу немногих властителей во всемирной истории, кому удавалось гармонично сочетать свои честолюбивые личные планы с государственными интересами. Но так было не всегда. Сначала необходимо было заполучить российскую корону.
Думается, В. О. Ключевский очень ошибался, не находя у Екатерины «никакой выдающейся способности, одного господствующего таланта». Был у нее Божий дар – необыкновенная способность к жизнетворчеству, и сила этого дара была такова, что Екатерина, можно сказать, выстроила свою личность, рано и верно угадав свое призвание: ей было тесно в рамках частной биографии.
Еще четырнадцатилетней девочкой она была уверена: «Я буду царствовать!» Ей грезились бескрайние просторы самой большой из когда-либо существовавших империй – суровой и великой северной страны.
Принцесса Ангальт-Цербстская, София-Фредерика-Августа, появилась на свет 21 апреля (2 мая) 1729 года в Штеттине[1]. Родители ее не были «малыми государями», в отличие от родственников, среди которых – и владетельные князья, и короли. Отец будущей Екатерины II, штеттинский губернатор, находился на прусской службе, в чине генерал-майора.
«Меня воспитывали для семейной жизни», – вспоминала впоследствии императрица, и это, скорее всего, было бы одно из многочисленных немецких княжеских семейств, где подрастали ее вероятные женихи. Девочку обучали светским манерам, французскому языку, часами она зубрила лютеранский катехизис. Маленькая принцесса стремилась во всем угождать своим родителям, побаивалась матери – за самую незначительную провинность от нее можно было получить пощечину.
Еще в детстве Фике (так ее называли дома) почувствовала, что к родительской любви сильно примешаны матримониальные расчеты, к тому же мать по складу своего характера была склонна к политическим интригам и авантюрам, за что ее очень ценил прусский король Фридрих II, секретные поручения которого она нередко выполняла. Обсуждали они и будущее Фике.
На нее уже тогда смотрели как на средство, – этого она никогда никому (особенно – близким) не прощала. И, незаметно для себя, впитывала этот опыт, начиная так же вести себя с людьми, словно мстила за унижение.
Однако в ее характере не было мстительности, а чтобы не отчаиваться, Фике занялась самообразованием, не удовлетворившись той учебной программой, которую ей предложили. Басни Лафонтена и комедии Мольера, трагедии Корнеля попали в круг ее чтения: великие французы помогли ей сохранить веру в людей; не случайно Екатерина II говорила о Корнеле: «…он мне всегда возвышал душу…».
