Казалось, что он не спит, а сидит в первом ряду того самого сельского клуба, где, будучи руководителем комсомольской агитбригады, ставил вечерние концерты. Сидевшая рядом жена ласково обнимала его за шею. Агитбригадовский вокально-инструментальный ансамбль играл тихую музыку. На сцене Тарапунька и Штепсель разыгрывали сцены из жизни советских бюрократов. Они страшно походили на Горбачева и Ельцина. Приглядевшись, Родик понял, что это действительно Горбачев и Ельцин. Они потешно ругали друг друга, употребляя совершенно нецензурные выражения. Родик, смотря на них, то смеялся, то грустил. Сцены были самые разные — позерство сменялось детективными ситуациями, аферы одного натыкались на фальшивые идеалы другого. Потом они обнялись и поцеловались, Ельцин достал бутылку и налил в чайную чашку водку. Хитро подмигнув, он протянул ее Горбачеву, но в последний момент отстранился и выпил сам. Горбачев заплакал, жалостливо клянча водку, а Ельцин, улыбаясь, вытер тыльной стороной ладони рот и подбородок.
Тут вдруг появилась колхозная самодеятельность, разодетая в национальные то ли русские, то ли украинские костюмы, и пустилась в пляс. Жена наклонилась к Родику и сказала, что эту самодеятельность она послала в другой клуб, а они перепутали адреса, и сейчас разразится скандал.
Горбачев и Ельцин обиженно отошли в угол сцены и уселись в кресла спиной к залу, но хоровод развернул их. Родик с изумлением понял, что это опять Тарапунька и Штепсель. Они начали возмущенно требовать режиссера. Жена объяснила, что режиссер — это Родик, но он сейчас спит и не может с ними поговорить. Тогда они попросили помощи зала, но люди, все еще занимающие места, на них не отреагировали, полагая, что так и задумано режиссером. Наконец, всем надоело это представление, зрители попытались выйти, но двери были заперты. Возникла неразбериха, люди толкали друг друга, а со сцены кричали: «Разбудите режиссера! Родик, проснись. По радио сообщают, что в Москву вошли Таманская и Кантемировская дивизии и еще какие-то подразделения. У здания Верховного Совета стоят танки»…
Сон мгновенно слетел с него. Вспомнилось, как он впервые в казахстанской степи увидел танковую роту на марше. Потом он много раз видел танки в разных условиях, но никак не мог привыкнуть к их устрашающей мощи.
Представив эти грозные машины на московских улицах, Родик внутренне содрогнулся.
«Неужели началось самое страшное?» — подумал он и прокричал жене:
