Когда мы с семьей жили в Швейцарии, мне захотелось, чтобы дети своими глазами увидели концлагеря, и поэтому мы совершили своеобразное паломничество в Дахау, Берген Бельсен в Германии и Маутхаузен в Австрии. С тех пор ни у кого из моих детей не возникало желания шутить на этнические темы или давать волю дискриминирующему поведению. Обоим стало ясно, что пункт прибытия у поезда расизма один – в таких вот жутких местах. Вместе мы сосчитали ступеньки, вырубленные в каменоломне Маутхаузена, по которой заключенных заставляли бегать, таща на себе двадцать кило камней, заглянули за край «Утеса парашютистов», названного так потому, что тела узников сбрасывали отсюда вниз на дно карьера. Мы спрашивали себя: как такие места вообще могут существовать в наш просвещенный век? На такие вопросы не сможет дать ответа ни один геополитический, экономический или культурный анализ. Нечто темное таится в наших жизнях, внутри каждого из нас! В конце концов я сделал для себя вывод, что подобные трудные вопросы так и останутся без ответов, по крайней мере, пока не наберется достаточного количества тех, кто сможет признать: «Подобные ужасы совершались моими соотечественниками или моими единоверцами или такими же, как и я, обычными людьми, и на мне, хотя я и не был здесь лично, тоже лежит ответственность за все это». Только тогда может начаться подлинное исцеление.
Мы стояли на краю каменоломни около концлагеря Маутхаузен, а прямо за колючей проволокой виднелись поля картофеля и свеклы, и мы то и дело посматривали на краснощеких фермеров, занятых своим вечным трудом. Порой даже не верилось, что все это произошло здесь, в эти краях. Что рассказывали им родители? И что они сказали своим детям? То, какой ужасающий запах стоял над карьером от разлагающихся тел? Или о том, что ожидало человеческий груз, который выгружался на железнодорожной станции в поселке?
Но забыть – значит переместить подобные энергии, эти ужасающие психические способности в преисподнюю и гарантировать тем самым их рецидив в следующем поколении. Между двумя великими войнами Юнг отмечал, что Вотан, «Берсеркер», древнегерманский бог грома, все чаще появляется во снах его пациентов-немцев. Вотан, восседающий на восьминогом боевом коне Слейпнире[65], не прекращает своей вечной скачки и предстает перед нами всякий раз, лишь только мы успеваем забыть о нем. Стук копыт Слейпнира эхом отдается в наших снах, возникающих на самой границе цивилизации. Такое забвение порождает холокосты.
