Давно попало в басни это слово!
Что толку, впрочем, от таких затей?
Не меньше стало злых людей,
Хоть и отвергли духа злого.
Вот оно: четкая демаркация современного мироощущения, наше невольное признание Тени. Парня в красном трико больше нет, а с ним ушла в прошлое старая метафизическая машинерия, которая несла наши проекции зла на Другого и облегчала удобную диссоциацию зла от себя. Хотя злой дух исчез, но мы по-прежнему остаемся со множеством проявлений зла. Иначе говоря, зло свергнуто с престола, но пользуется всеми правами демократии. Зло не «где-то там», на некоем метафизическом плане, оно в нас, в наших повседневных поступках, в истории, которую мы творим.
Примечательный пример демократизации зла можно найти в книге Ханны Арендт, написанной вскоре после состоявшегося в Иерусалиме судебного процесса по делу бывшего подполковника СС Адольфа Эйхмана. Того самого человека, который шутил, что с радостью прыгнет в собственную могилу, зная, что пропустил вперед миллионы евреев. Она отправилась в Иерусалим, ожидая увидеть на скамье подсудимых чудовище – пусть не типаж в красном и с рогами, но по меньшей мере живое воплощение зла. Увидела же ничем не примечательного человечка, лысеющего и в очках, – типичного государственного служащего, ходившего себе незамеченным десятки лет улицами Буэнос-Айреса. Иначе говоря, того, кто был настолько похож на нас, что спокойно мог слиться с нами в толпе, не боясь быть узнанным.
Эйхман представил всю ту же заезженную линию защиты, что он только выполнял приказ, не забыв при этом добавить, что был лишь старательным чиновником, на которого возложили решение безотлагательных проблем грузоперевозок. Тот факт, что его умелое распределение подвижного состава уносило миллионы человеческих душ в крематории, не играло никакой роли для его плебейского восприятия. Дэвид Чезарани пишет: «Он руководил геноцидом совсем так же, как генеральный директор какой-нибудь корпорации управляет своей многонациональной компанией»[101]. Невыразительность его внешности и манеры держаться, столь потрясшие Арендт, определена в ее чеканной фразе о «банальности зла». Эти слова разозлили некоторых, посчитавших, что тем самым преуменьшается список чудовищных злодеяний, к которым приложил руку и сам Эйхман. Однако она стремилась указать на более глубокий момент: подчеркнуть заурядность этого человека, ничем не отличающегося от других людей, совершавшего незаурядное зло, – и при этом назвать его не злодеем, а посредственностью.
