После окончания вечера («едва дождавшись») небольшая компания из семи-восьми человек, «все жившие и дышавшие стихами», вместе с Есениным пошли к молодому библиофилу и отчасти поэту К. Ю. Ляндау. Есенина — его называли уже по имени — Сергей, Сергунька, — посадили посреди кровати у круглого стола, остальные гости устроились в полумраке на диванах, чтобы его слушать. Появился шартрез и венецианские рюмки. Есенин выпил и поморщился.
— Что. Не понравилось?
— Поганый!
«Такого рода замечаний им было сделано не мало, а когда присутствующие улыбались, сам Сергей, поглядывая вокруг, тоже отвечал им улыбкой, немного сконфуженной и немного лукавой: такой, мол, как есть […]. С радостью начал он чтение стихов, вошедших впоследствии в «Радуницу». Первое впечатление нас совершенно пронзило — новизной, трогательностью, настоящей плотью поэтического чувства. Он читал громче, чем говорил, в обычной, идущей прямо к сердцу «есенинской манере», которую впоследствии только усовершенствовал […] простые ритмы рубились упрямо и крепко, без всякой приторности.
Ему не давали отдохнуть, просили повторять, целовали его, чуть не плакали. И менее, и более экзальтированные чувствовали, что тут в этих чужих и близких, не очень зрелых, но теплых и кровных песнях, — радостная надежда, настоящий народный поэт».
После стихов Есенин пел частушки, собранные им самим, говорил, что набрал их не менее 4000*[19] и что Городецкий обещал устроить их в печать. (Сергей Митрофанович действительно хотел напечатать частушки, собранные Есениным, в сборнике «Краса», который был анонсирован, но не увидел света. — Л. П.). «Пел он по-простецки, с деревенским однообразием, как поет у околицы любой парень. Но иногда, дойдя до яркого образа, внезапно подчеркивал и выделял его, уже как поэт».
К. Ляндау дополняет воспоминание об этом вечере: «Когда Есенин читал свои стихи, то слушающие уже не знали, видят ли они золото его волос, или весь он превратился в сияние».
Так приняла Есенина восторженная питерская молодежь. Но и на Зинаиду Гиппиус (Есенин посетил салон Мережковских через неделю после приезда в Петроград), женщину вовсе не восторженную, скорее ироничную и желчную, и критика очень строгого, стихи «нового рязанского поэта» произвели впечатление. Первая рецензия, целиком посвященная Есенину, написана именно ею (под псевдонимом Роман Аренский): «В стихах Есенина пленяет какая-то «сказанность» слов, слитность звука и значения, которая дает ощущения простоты […] и приходит после долгой работы, трудно освободиться от «лишних» слов. Тут же мастерство как будто данное: никаких лишних слов нет, а просто есть те, которые есть, точные, друг друга определяющие. Важен, конечно, талант; но я сейчас говорю не о личном таланте; замечательно, что при таком отсутствии прямой, непосредственной связи с литературой, при такой разностильности Есенин — настоящий современный поэт». (Потом она напишет о нем много гадостей — но то будет потом.)
