Если уж, вы, уважаемые писатели-экспериментаторы, жаждете лавров славы известных писателей, нашумевших своими пусть и эпатажными произведениями, то для начала поучитесь хотя бы грамотному стилю и глубокому содержанию. А, если не умеете писать мастерски, то «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Экспериментировать с текстами, конечно, нужно – дело хорошее, но так, чтобы вызывать интерес и понимание у читателя, а не отвращение и, мягко говоря, недоумение, как это можно сказать о рассказах Павла Лобанова (г. Томск), которые ни о чем. В противном случае не предлагайте свой бред неразборчивым издателям, которым лишь бы «постебаться» над доверчивой читательской публикой постсоветской эпохи. Каков издатель, таков и автор – у обоих психика извращена. И не надо рассказывать сказки о том, что, мол, массовый читатель требует все время чего-то примитивного, скабрезного и неортодоксально-бунтарского. Мы, литераторы и литсотрудники, САМИ и создаем такого читателя – потребителя непристойностей, абсурда и патологии. За какой-то век самоцензура в цивилизованном обществе (кстати, обществе потребления) ослабла настолько, что в искусство и, в частности, в литературу хлынул поток творений авторов с расщепленной психикой, экзальтированным темпераментом и просто «беспредельщиков» и нигилистов. Их удел – разрушать и дискредитировать, а не создавать и воспевать все то самое лучшее, светлое и возвышенное, что создало человечество за свою многотысячелетнюю историю. Демоническое начало в человеке ныне довлеет над божественным.
Что касается наиболее представительного в этой книге (в отношении прозы) уфимского блока, то особо хотелось бы отметить наполненные символикой, психологизмом, богатые метафорами, неординарные по глубине философского осмысления бытия человека, произведения Игоря Фролова. Рассказ Юрия Горюхина «Папа» весьма неплох, но более поздние произведения автора («Африканский рассказ», «Второй план», «Юлька и Савельич») вне всякого сомнения, сильнее и ярче. В творчестве Горюхина, конечно же, присутствует хваленый саспенс (от англ. suspense – неизвестность, неопределенность, нерешенность), но вот говорить о психологизме не приходится. И, если у Чехова, Лондона и Хемингуэя психологизм в явной форме отсутствует, но все богатство душевных переживаний персонажей переданы с помощью опосредованного описания через действия героев и приемом умолчания, то текстам Горюхина это присуще, увы, лишь в небольшой степени. Артур Кудашев и Айдар Хусаинов, пожалуй, тоже чужды модного сегодня абсурдистского дискурса.
