Иоанн Куркутас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов. И отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливались больше покидать свои суда и совершать вылазки".
Описанные в "Повести временных лет" зверства были совершены воинами Игоря именно в этот период. "Однако надвигалась зима, — продолжает греческий хронист, — у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений, и искусных маневров патриция Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены упомянутым патрицием Феофаном и не сумели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение, и множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Фракии и бежать с наступлением ночи"[22].
Отягощённый добычен флот Игоря в сентябре 941 г. был добит в море, по князю с частью воинов всё же удалось вернуться на Русь. Хорошо зная греческий источник, составитель "Повести временных лет" попытался придать атому набегу некоторый героизм, описав сначала жесточайшее сражение на суше, которое Игорь чуть не выиграл, и лишь затем разгром его флота с помощью страшного оружия греков. Возможно, этот подход был справедлив: иноземцы вполне могли преувеличить значение первой стычки русов с Феофаном, якобы спасшим Царьград, на который Игорь, возможно, и не собирался нападать.
Потом же, сказано в "Повести временных лет" после описания зверств русов, пришли воины с востока, Папфир доместик с сорока тысячами, Фока же патриций с македонянами, Федор же стратилат (воевода) с фракийцами, с ними же и сановные бояре, окружили русь. И советовалась русь, и вышла против греков с оружием, и бой между ними был злой — едва одолели греки. Русь же к вечеру возвратилась к дружине своей и ночью, сев в ладьи, отплыли.
Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал пускать огонь трубами на ладьи русские. И было видно страшное чудо (греческий огонь, что-то вроде напалма. — А.Б.). Русь же, видя пламя, бросалась в воду морскую, стремясь спастись. Оставшиеся возвратились домой. Пришедшие в землю свою, поведали каждый своим о происшедшем и о ладейном огне. "Будто молнию небесную, — говорили, — имеют у себя греки и, пуская ее, жгли нас; потому и не одолели их".
