Несколько мгновений они разглядывали друг друга. На Элиз было алое шелковое кимоно. Дэвид обнял девушку, прижал ее к себе и поцеловал. Она даже не попыталась оказать сопротивление. Не было в ней ни приторной скромности, ни жеманства.
— Дай сниму, — выдохнул он.
— Что?
— Вот это, — молодой человек попытался развязать узел на поясе.
— По-русски это называется «халат», — страстно прошептала девушка непонятное слово, — от арабского «хилат». И переводится как «одежда».
— Какое восхитительное слово.
Узел, наконец, поддался. Дэвид распахнул хилат. Так и есть — одежда: другой на девушке просто не было. Она показалась ему еще прекраснее, чем там — в душевой. Юноша подхватил ее на руки и понес в спальню.
Когда спустя час, а может быть и больше, все завершилось, Элиз села на кровати и зажгла сигарету. Силуэт девушки четко вырисовывался на фоне окна. Давно уже стемнело, но площадь между отелями была ярко освещена. Казалось, что и нет никакой войны. Раздающиеся время от времени автоматные очереди — это всего лишь праздничный фейерверк, а далекий грохот канонады — раскаты грома.
— А зачем нужна была эта головоломка в записке? — спросил Дэвид.
— Хотела проверить твою сообразительность. Разве ты не знал, что русским девочкам нравятся умные мальчики. Иванов-дураков, сидящих на печках, у нас и своих хватает.
— Иваны-дураки, это ведь что-то из вашего фольклора? — предположил журналист, — сказочные персонажи?
— И сказочные тоже.
Элиз наблюдала за тем, как сигаретный дым сносит в сторону струей холодного воздуха из кондиционера.
— А откуда ты знаешь про Итон и Кембридж?
— Смекалистость, смотрю, накатывает на тебя волнами. Вечером прилив, ночью отлив, — улыбнулась девушка, — навела справки, конечно же: книга регистрации постояльцев за стойкой, затем запрос в интернете. О тебе там, кстати, немного. Наверное, недавно работаешь в газете, и это твоя первая поездка в Ирак?
— Меня и в штат-то взяли только за сутки до вылета сюда. А так я был стажером.
— Как любопытно. И сразу попал на войну?
— А я не должен был ехать. Наш военкор свалился с лестницы и теперь пару месяцев будет передвигаться в инвалидном кресле. Ты, кстати, тоже не выглядишь матерой журналисткой.
— И, тем не менее, у меня, в отличие от тебя, хватило ума раздобыть видео с камер наблюдения в музее.
— Как?! — подпрыгнул на кровати молодой человек, — то есть, откуда ты вообще узнала о том, что я занимаюсь темой ограбления музея?
— Я и не знала, пока не увидела тебя на записи. Ты попал в объектив той камеры, что была направлена на ворота.
