Отец Вероники стоял подле какого-то дома. Дом этот Вероника видела впервые, но отчего-то чуяла, что он должен быть ей знаком. Отец с улыбкой помахал ей, она хотела ответить тем же, но их разделяли потоки машин. Она встала на цыпочки, изогнулась, вытянула шею, пытаясь увидеть отца поверх транспорта. Он то и дело мелькал в просветах между машинами, но каждый раз, казалось, отдалялся. Вероника хотела крикнуть: «Подожди, не исчезай», но ее голос потонул в городском шуме. Тогда она ринулась наперерез машинам на ту сторону улицы, к отцу. Вокруг ревели и сигналили автобусы, автомобили, трамваи, мотоциклы; она замешкалась и очутилась в сплошной гуще транспорта. Мне никогда не перебраться на ту сторону, поняла Вероника, и на нее нахлынула такая тоска и одиночество, что даже шум отступил. Она стояла, будто на острове тишины в бурном море мчащегося железа, но поток обтекал ее, не задевая.
Что за звук? Ей послышалось во сне? Она стояла на четвереньках и колотила ладонями по плотному черному прибрежному песку. Пыталась заговорить, но рыдания душили ее, и чем горше она рыдала, тем сильнее била о песок — ладони горели. А потом Вероника вновь очнулась в постели; кисть у нее застряла между матрасом и изголовьем, а стук… Это стучали в дверь.
Если бы не засохшие блины, крошечная баночка и голубой термос, которые поджидали Веронику на кухонном столе следующим утром, она решила бы, что соседка примерещилась ей в лихорадке. А тогда Вероника отворила и увидела соседку — та напряженно и смущенно топталась на пороге, нерешительно заглядывая внутрь. В лицо Вероники соседка смотрела едва ли миг-другой — поздоровавшись и кивнув, перевела взгляд куда-то ей за плечо. И заговорила она с явным трудом, колеблясь, будто давно молчала и отвыкла от звука собственного голоса, так что теперь вслушивалась в каждое слово, прежде чем выдавить следующее. Пообещала, что скоро вернется, и поспешно ушла.
Вероника отправилась в ванную и погляделась в зеркало над раковиной. Собственное лицо показалось ей маленьким, словно издалека. Она медленно почистила зубы, расчесала спутанные волосы. Села на опущенную крышку унитаза и спрятала лицо в коленях, согнувшись пополам. Услышав, как отворилась входная дверь, Вероника туже затянула пояс халата и уткнулась носом в темно-красную ткань рукава.
На кухне хозяйничала соседка — растапливала плиту, стоя спиной к Веронике. Если старуха и заметила ее, то виду не подала. Вероника уселась за стол, рассматривая гостью. Просторный свитер зеленой шерсти, длинноватые серые брюки подвернуты на щиколотках, так что видна полоска бледной кожи в синих венах. Соседка отыскала сковороду, и в кухне запахло растопленным маслом. На столе уже стояла баночка варенья и старый поцарапанный голубой термос. Старуха жарила блины, и как только первый был готов, переложила его на тарелку и подала на стол. Она щедро намазала блинчик вареньем, потом свернула в трубочку вилкой. Не сводя глаз с Вероники, подтолкнула к ней тарелку. Молча. Вероника взяла блинчик прямо в руку и откусила маленький кусочек. Маслянистый, пышный, он оказался необычайно вкусным, да еще душистое земляничное варенье…
