– Конечно, видишь. Ты же смотришь прямо на меня.
– Не вижу.
Одно из его чувств исчезло. А может, и больше. Ладно, глазами он видеть может. Различает запахи, звуки, осязание тоже при нем. Он лизнул тыльную сторону ладони – вкус земли и соли. Пять чувств. Шестое сгинуло.
– Я не вижу облачков вокруг твоей головы, – пояснил Джинкс, стараясь придавить панику, которая нарастала в его душе. Ему казалось, что в собственной его голове появилось пустое белое пространство.
– Да ведь вокруг моей головы и нет никаких облачков.
Говорил Симон тоном очень терпеливого человека, а лицо его выражало… что оно выражало? Джинкс не понимал, о чем думает Симон.
– Я о цветных облачках! О тех, что и ты всегда видишь.
– Я никаких облачков не вижу, Джинкс.
– Конечно, видишь! Их все люди видят!
Впрочем, Джинкс уже начинал приходить в себя, и в голове у него стало проясняться. «Оставь попытки прочесть мои мысли, – сказала Дама Гламмер. – Этого никто не может». Уж не облачка ли она имела в виду?
– Или не все… – проговорил Джинкс. Эта мысль впервые пришла ему в голову.
Заклинание Симона лишило Джинкса способности… не читать мысли, нет, ведь он их и не читал, но видел окраску и форму того, что думают люди. Симон смотрел на него сверху вниз, на лице чародея застыло выражение… озабоченности? Гнева?
Какая разница! Джинкс бочком, виляя, – пустое белое пространство мешало ходить по прямой – побрел к входной двери. Она не открылась.
– Выпусти меня!
– Не сейчас, Джинкс. Успокойся. Съешь что-нибудь.
– Не хочу я ничего есть!
Он протиснулся мимо Симона. Существовал еще один выход из дома. Джинкс неуклюже начал карабкаться по ведшей на чердак лестнице. Пустое белое пространство мешало ему, и, добравшись до чердака, он споткнулся и чуть не свалился обратно в кухню. Он слышал, как Симон поднимается по лестнице следом за ним, но все равно подошел к двери-в-никуда и распахнул ее. Однако Симон успел схватить его.
– Джинкс! Не надо, Джинкс. Не делай этого.
Джинкс бился, пытаясь вырваться из его рук. Ему стало немного лучше – от кусочка синего неба вверху, от живого дыхания Урвальда, вливавшегося в открытую дверь. По крайней мере, это он еще ощущает.
– Здесь очень высоко, Джинкс. – Симон втянул его внутрь, и дверь захлопнулась сама собой. – А теперь спустись вниз и поешь.
– Тебе не удастся заставить меня есть.
– Конечно. Спускайся.
Джинкс наполовину слез, наполовину скатился по лестнице, подбежал к стоку у водяного насоса, и там его вырвало.
