– Это мое дело.
– Нет, Джинкс, не твое, – сказала София. – Симон, может, мы поговорим об этом где-нибудь…
– Не о чем тут разговаривать.
– И этого он не думает! – Джинкс уже не мог остановиться. – Он ненавидит себя за эти слова. Не знаю, почему он их говорит.
Симон круто повернулся к Джинксу.
– Убирайся отсюда, сию же минуту!
– Нет, Джинкс, не уходи. Уйду я, – сказала побледневшая София.
– Вот и правильно, – согласился Симон.
Она ушла, оставив в мастерской такое ощущение, точно здесь что-то разорвалось надвое.
Джинкс чувствовал себя ужасно. Он слышал, как София дошла до конца коридора и дальше – сквозь каменную стену. Он продолжал стирать с книг пыль, хотя вся она уже перебралась на тряпку и в его ноздри. София нравилась ему, а Симон, так мерзко обошедшийся с ней, его возмущал. Джинксу хотелось побежать за Софией, сказать ей, что в голове Симона творится что-то странное, что по какой-то причине новое заклинание, над которым он работает, представляется ему очень важным… нет, не то. Тут есть какая-то связь с чувством вины, ведь так? В новом заклинании было что-то неправильное, а Симон неведомо почему не хотел, чтобы София узнала об этом.
Симона окружало унылое зеленое облако, от которого у него, похоже, заслезились глаза.
– Я же сказал – убирайся.
Джинкс бросил тряпку на пол и убрался.
* * *
В мастерской не осталось ни пятнышка. Пол и рабочий стол опустели, все вещи переместились на полки. Все было протерто и вымыто. Теперь казалось, что здесь холодно – главным образом из-за Симона. Тот больше не рявкал на Джинкса – вообще почти ничего не говорил. София, конечно, не вернулась. И Джинкс не думал, что она еще когда-нибудь вернется.
Они с Симоном расставили по углам мастерской четыре жаровни, после чего Симон принялся мелом рисовать на полу всякие знаки. Рисуя их, он то и дело заглядывал в красную книгу. Эта работа заняла несколько дней. Джинкс, было дело, случайно наступил на один из знаков – что-то вроде крылатой лисицы, – и Симон бросил на него ледяной взгляд, от которого Джинксу захотелось закутаться в куртку.
Когда с рисованием было покончено, Симон начал варить на одной из жаровен какое-то зелье. Джинкс наблюдал за ним, сидя на высоком табурете, до которого добрался, осторожно пройдя между меловыми фигурами. Сначала от зелья исходил аромат лакрицы, потом запахло чем-то сладким, вроде как яблоневым цветом. В мастерскую зашла кошка, и Симон наградил ее таким же яростным взглядом, как прежде Джинкса.
