00:30
Женя хватается за дверную ручку и плечом преграждает нам путь на улицу.
-- Вы чо, бля, нельзя выходить! -- сквозь зубы шипит он, делая страшные глаза. -- Там какой-то кислотный дождь!
Миша, тем временем, повторяет тест с платком на своей куртке. Результат тот же, разве что платок стал еще розовей.
Я чувствую, как мое сердце уходит в пятки. Мысль: "мы вляпались в серьезное дерьмо!" встает перед глазами огромным реющим транспарантом.
Между тем, шум на улице усиливается -- толпа Лангольеров приближается. Я поднимаю глаза на экран видеонаблюдения, но там все тихо. Только белая крыша Мишиной машины посверкивает бисером капель в свете уличного фонаря.
-- Дождь кончился уже, -- замечает Виталик.
Шум манит его в той же степени, что и отталкивает. Я испытываю сходные чувства. Мы должны выйти отсюда.
Миша принюхивается к своей куртке, смотрит на нас:
-- Ну, вообще-то, запаха никакого.
Запах есть. Концентрация розовой дряни на куртке слишком мала, чтобы почувствовать ее в закрытом помещении, но запах есть. Он был, когда я бежал открывать ворота. Он и сейчас там -- стоит только выйти и принюхаться.
Мы выходим. Дорожка от цеха до ворот узкая, и мы бежим друг за другом, вытянувшись в колонну. Передо мной маячит кудрявый затылок Михася, мне в спину дышит Витос. Запах исчез -- я принюхиваюсь изо всех сил, но не чувствую ничего, кроме сырой земли и мокрого бетона. Различить цвет сошедшей с небес воды в темноте невозможно, но я знаю, что она розовая. Все вокруг розовое. От этой мысли кожа на спине идет мурашками.
С грохотом распахиваем железные ворота и вываливаемся на улицу. Сначала мне кажется, что переулок пуст. Живем мы в частном секторе, рядом с тюрьмой, места здесь тихие, за всю ночь одна машина проедет. Потом я понимаю, что мы не одни -- у ворот смежного участка выше по улице стоит соседский пацан. То ли Костя, то ли Дима... Ему лет 18-19, ужасно толстый. Мы с ним почти не общаемся, "привет-пока", вот и все.
Завидев нас, толстяк поднимает ладонь в приветственном жесте.
-- Здоров, -- говорю ему. -- Тоже слышишь эту хуйню?
-- Угу, -- кивает тот. На его лице беспокойство. -- Возня какая-то. Будто...
Он замолкает, пытаясь подобрать нужное слово, но я опережаю его:
-- Днем. Как будто днем.
Да, теперь я могу классифицировать непонятный шум. С улицы он уже не кажется таким устрашающе близким. Мы далеко от эпицентра, это точно. Непонятная какофония напоминает голос бодрствующего города -- гул машин, звуки человеческой деятельности -- составные части привычной тишины в разгар дня. Вот только на дворе ночь.
