Директор, по-видимому, ждал ее. Эдне даже почудилось, что, когда он ее увидел, в глазах у него мелькнула радость. Он поспешил к ней навстречу, поздоровался, почтительно поклонился, что никак не вязалось с его людоедскими повадками. Когда директор склонился перед Эдной в поклоне, стоявший за его спиной Чарли Уэлш многозначительно подмигнул ей.
Но сюрприз следовал за сюрпризом. Директор попросил Эдну представить его сестре, занимал девушек разговорами и всячески старался проявить любезность. Он даже предоставил Эдне отдельную уборную, возбудив тем жгучую зависть трех крикливых дам, в обществе которых она переодевалась в первый вечер. Эдна не могла прийти в себя от изумления, но встретившийся ей в коридоре Чарли Уэлш пролил свет на эту загадку.
– Здорово! – приветствовал он ее. – Вы, я вижу, в гору пошли. Царицей бала стали!
Эдна весело улыбнулась.
– Наш-то, – не иначе, как он думает, что вы репортерша. Я чуть не лопнул со смеху, глядя, каким ягненочком он перед вами прикидывается. Ну, а теперь скажите по совести, начистоту, вы не по этой, не по газетной части работаете?
– Я же рассказывала вам, как меня встретил редактор, – возразила Эдна. И, по совести, это была чистая правда.
Однако Любитель-Уникум с сомнением покачал головой.
– Мне-то, конечно, наплевать, – заявил он. – Но если вы в самом деле репортерша, тисните несколько строк обо мне, сами знаете, как это делается, для рекламки. А если и не репортерша, что ж, вы и так симпатичная девица. Но что вы не нашего поля ягода – это уж факт.
После выступления Эдны – на этот раз она исполнила свой номер с хладнокровием ветерана – директор возобновил атаку: наговорил ей кучу любезностей и, расплывшись в любезной улыбке, приступил к делу.
– Надеюсь, вы обойдетесь с нами не слишком сурово? – спросил он вкрадчиво. – Не обидите нас, верно ведь?
– Ой, что вы! Никогда не соглашусь опять выступить. Даже не уговаривайте, – отвечала Эдна с наигранным простодушием. – Я понимаю, что мой номер понравился, но и не мечтайте меня заполучить. Я, право же, не могу.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, – в голосе директора прозвучали прежние грозные нотки.
– Нет, нет, ни за что, – упрямилась Эдна. – Эстрада– слишком большое напряжение для нервов, во всяком случае для моих нервов.
Явно озадаченный директор подозрительно посмотрел на девушку, но настаивать больше не стал.
Однако в понедельник утром, когда Эдна явилась к нему в контору получить деньги за свои два выступления, он в свою очередь ее озадачил.
