Мы договорились, что свои ответы я буду присылать на адрес приходского священника, поскольку Адамс, который, вероятно, просматривает всю приходящую почту, мог узнать о нашей переписке или даже уничтожить мои письма, чтобы они не попали в руки миссис Графтон. Именно благодаря этой женщине до меня доходят вести о тревожных происшествиях последних недель.
– Каких например? – спросил Холмс, поскольку Мэйтленд, заколебавшись, провел по лицу рукой, словно пытаясь таким образом привести мысли в порядок.
– Уличить его в явной злонамеренности было нельзя, но после всего, что миссис Графтон рассказала мне об этом человеке, я засомневался в нем еще больше. Например, несколько раз откладывались визиты дедова врача, доктора Макфаддена. Он всегда навещал деда по пятницам утром, чтобы проверить пульс, послушать сердце и прочее. Адамс же четыре раза отправлял сына садовника в приемную доктора Макфаддена с запиской, отменяя встречу. Возможно, Адамс к этому непричастен. Записки были написаны дедовой рукой, к тому же я по опыту знаю, что дед с трудом выносит эти еженедельные осмотры, особенно если доктор Макфадден начинал толковать про умеренность в еде и крепких напитках. Дед любит пропустить стаканчик-другой виски и утверждает, что доктор хочет лишить его одного из немногих удовольствий, которые ему остались.
Это подводит меня к вопросу о графине с виски. Миссис Графтон заметила, что в последнее время ей приходится наполнять его куда чаще, чем раньше. Она заподозрила, что либо дед стал больше выпивать, либо к танталу[30] хозяина прикладывался Адамс. На сей раз я опять остался без убедительных доказательств, способных подтвердить мои подозрения и свидетельствовать против Адамса. Я продолжал поддерживать переписку с миссис Графтон и время от времени навещать двоюродного деда.
А неделю назад, мистер Холмс, я получил то самое письмо, которое только что показывал вам: мне запрещалось впредь появляться в этом доме из-за моего, как выразился дед, «вызывающего поведения».
– А что с анонимными письмами? Можете вы предположить, что в них было?
– Могу, – ответил Мэйтленд.
Он снова полез во внутренний карман, вынул оттуда конверт и достал из него сложенный лист, который вручил Холмсу. Холмс несколько долгих мгновений молча изучал его, а потом, ни слова не говоря, передал мне.
Насколько я мог судить, это был листок дешевой писчей бумаги, какую можно купить в любом писчебумажном магазине. Его единственной особенностью являлось наличие нескольких слов и отдельных букв, вырезанных из газеты и наклеенных на его поверхность. Из них было составлено краткое послание: «Берегись! Ты старый дурак, которому прямая дорога в ад».
