– Не говори глупостей, – резко оборвал ее дядя. Его шаги ускорились – наверно, ему не терпелось покинуть этот дом. – Я и так провожу дома больше, чем кто-либо другой. Ты должна гордиться тем, что я делаю… Марджи, – вдруг рявкнул он, – где мой чертов костюм, который я велел тебе забрать из прачечной? Давай его сюда да пошевеливайся. Если из-за тебя я опоздаю на самолет…
– Я горжусь, – испуганно залепетала тетка, – очень тобой горжусь. Я всегда всем говорю, какой ты трудяга, но…
– Довольно, больше никаких «но»! – сердито рыкнул он.
Я подумала, что смогу проскользнуть за дверь, если голоса немного отдалятся, но не тут-то было. Продолжая кидать в чемодан вещи, поданные ему суетящейся по всему дому экономкой, дядя остановился в самом низу лестницы. Испугавшись, что он меня заметит, я сделала шаг назад в темный коридор.
Минуты неумолимо текли, но снизу все еще доносились лишь его короткие приказы. Марджи послушно сновала то туда, то сюда, складывая в чемодан свежую сегодняшнюю газету и другие мелочи, которые могли понадобиться ему в пути.
Вот незадача. Я сверила время по наручным часам. В школу я точно опоздала, разве что придется бежать – я не могла позволить, чтобы мое опоздание обернулось еще одним минусом для Джин. С тех пор, как Уилл рассказал мне, что ее могут отправить на соревнование из-за меня, я старалась вести себя примерно.
Наконец чемодан был уложен, и кряхтя Марджи принялась его закрывать. Я уже вздохнула с облегчением, но тетка вновь заломила руки.
– Пожалуйста, Виктор, хотя бы следующие выходные проведи с нами дома. Они… они ведь могут тебя ненадолго отпустить, пусть на пару деньков… всего лишь на пару деньков найдут тебе замену.
– Я посмотрю, что можно сделать, – коротко ответил он. Затем похлопал ладонями по карманам куртки и брюк, чтобы удостовериться, что ничего не забыл, и, даже не попрощавшись с женой, вышел на улицу. За ним с тяжелым чемоданом поплелась экономка.
Тетка осталась стоять внизу и смотрела им вслед, пока моего дядю не забрала машина. Он даже не повернул голову в ее сторону, и на секунду где-то глубоко (очень глубоко) шевельнулась к ней жалость, но потом я вновь вспомнила о школе. До построения оставалось двадцать минут. «Ни за что не успею», – подумала я, но выбора не было. К тому же из комнаты Николь донесся какой-то шум, а с ней мне хотелось встречаться еще меньше. Глубоко вздохнув, я начала спускаться.
Привлеченная скрипом старой лестницы, тетка обернулась, и в ту же секунду ее потухшее лицо перекосилось в хорошо знакомой мне гримасе ненависти.
