Даже Сюзи Уильямс испытала умиротворение. А остальные прихожане, поначалу буквально потрясенные видом отца Себастьяна — иссиня-черная кожа особенно выделялась на фоне белоснежного с кружевами стихаря, — совсем было приуныли, когда он, взывая к Господу, упомянул Деву Марию и отвесил земной поклон[13]. Но в конце они были не только умиротворены, а буквально заворожены новым священником.
Служба прошла очень весело. Первый раз в жизни мистер Булабой слышал, как прихожане прыскают со смеху. Но то был радостный смех. Преподобный Стефен Амбедкар сидел на клиросе, он поощрительно кивнул и улыбнулся отцу Себастьяну, когда тот начал в шутливом тоне:
— Мне, знаете ли, всегда казалось, что автор книги Екклесиаста страдал желудком — то ли запором, то ли поносом.
Мистер Булабой слушал как зачарованный. Казалось, Дух Господень прошел пешком по тихим водам его души. А когда отец Себастьян, точно рассчитав время своей службы, закончил ее десятью минутами позже обычного и со словами «Во имя Отца, и Сына, и Святого духа» осенил прихожан крестным (католическим) знамением, рука мистера Булабоя самопроизвольно повторила жест святого отца.
И враз умирилась душа его.
Вперед вышел мистер Амбедкар.
— Я спросил отца Себастьяна, какой гимн нам спеть в заключение, и, посоветовавшись с мисс Уильямс, он выбрал гимн номер 391 из «Гимнов древних и новых».
Прихожане, еще ранее заметившие номер старого полюбившегося им гимна на объявлении о службе, с превеликой охотой поднялись на ноги. Мистер Булабой, прижимая к сердцу ящичек для пожертвований, тоже поднялся. Мистеру Амбедкару гимн «Вперед, Христово воинство» никогда не нравился. Он даже раз отозвался о нем как о низкопробном. Сегодня же он, судя по всему, разделял всеобщую радость. Но больше всех радовалась Сюзи — это был ее любимый гимн, она лучше всего играла его как на органе, так и на фортепьяно.
И сейчас она уверенно взяла первые аккорды, хотя давненько (и не по своей воле) не играла этот гимн на службах. Играла она весь гимн, невзирая на партитуру, фортиссимо, что в общем-то соответствовало всеобщему настроению. Да и ящичек для пожертвований становился все тяжелее, все чаще слышалось шуршание банкнотов. Мистер Булабой едва успел обойти всю паству к предпоследнему куплету гимна.
Оба священника приехали в Панкот утром на поезде, возвращались тем же вечером в Ранпур самолетом, так что вечерни не было. Но мистер Булабой нисколько не сожалел о ней — настолько удачно прошел весь день, что вторая служба могла бы развеять праздничное настроение.
