— Вот об этом я меньше всего задумываюсь. Ну-ка поднимайся, опля!
Ибрагим неслышно, босиком, прошел через кухню на узенькую заднюю веранду и, присев, закурил. Интересно, что такое у них тряслось? И трясется ли сейчас? Что бы это ни значило, он, Ибрагим, как всегда, меж двух огней.
Минут через пять он заслышал шаги хозяйки, загасил окурок, разогнал рукой дым, но продолжал сидеть, пока не убедился, что Люси-мем рядом и вот-вот обратится к нему. Тогда он медленно встал, по-прежнему понурый, но не приниженный.
— Спасибо, Ибрагим. Ты чудесно почистил мне туфли. И бриллианты мои никак еще пуще заблестели.
Ибрагим лишь склонил голову. И с чего бы это хозяйке понадобилось вытаскивать кольцо с брошью?
Изуродованные артритом старые пальцы принялись теребить бусы.
— А с сахибом ты должен, просто обязан быть предельно терпеливым. И я тоже. Предельно терпеливой. Прости его, пожалуйста, за то, что он наговорил. Доктор Митра обеспокоен его здоровьем. Да и я вижу, что Слоник просто сам не свой. Он совсем — нет, лучше сказать, во многом переменился. Тебе, Ибрагим, я доверяю как близкому человеку.
Ибрагим выпрямился и заложил руки за спину: так, по его разумению, надлежало принимать чьи-то откровения.
Она продолжала:
— Понимаешь, человек всю жизнь привык заниматься делом, — глаза у Люси-мем потемнели, — и вдруг — он прикован к постели, и, как бы тебе сказать, всякое пустячное, крохотное событие вырастает в его глазах до катастрофических размеров. Понимаешь, малум?
— Малум, мем-сахиб.
— Он делает из мухи слона. Например, капризничает из-за бульона, из-за нескошенной травы, из-за увядших канн. Ведь из-за этого «Шираза» у нас в саду днем и солнца не видно. Поэтому роса держится дольше обычного и трава получает больше влаги, а значит, и растет быстрее. Малум?
Ибрагим дернул головой и чуть нахмурился, чтобы хозяйка видела, как работает его мысль; впрочем, разве сравнится он умом с Люси-мем.
— Пойдем погуляем, — после неловкой паузы предложила она. И Ибрагим пошел следом за ней на задний двор.
— Да, солнца нам больше не видать, — неторопливо шагая, сказала она. Потом остановилась, взглянула на соседнее здание из стекла и бетона: под сенью «Шираза» проходила теперь их жизнь. И от росы уже не прибавляется живительных сил, разве что ломоты в костях да желчности в разговоре. — Мне нужен молодой мужчина. Подойдет и паренек. Нет ли кого у тебя на примете?
Ибрагим часто заморгал:
— Простите, мем-сахиб, не совсем понял.
