— Служил бы в армии, знал бы чьих! — закричал Слоник. — Последний приказ — самый главный. Последний — понял?! А ты его только что слышал. Убирайся!
Ибрагим собрал со стола деньги. Лучше побыстрее уйти от греха подальше.
— А перед тем как я уберусь, можно один вопрос: как мем-сахиб управится одна и приготовит ужин на четверых?
— Нет, никаких вопросов. Ибрагима это не касается. Больно высоко себя ставишь. Все: я тебя рассчитал. Убирайся. Проваливай. Чтоб духу твоего здесь не было.
Ибрагим ушел. Взглянул на часы: девять пятнадцать. Чуть задержался в доме: вдруг сахиб закричит, что яйцо переварилось? Нет, тихо, лишь Блохса все скулит. Ибрагим пошел искать Джозефа, ему тоже придется собирать вещи. «Я не хочу, чтобы сад пришел в запустение, и постараюсь, чтоб до этого не дошло», — вспомнились ему слова мем-сахиб. Не беда, что его рассчитали, восстановят в одну минуту.
— Ведь, в конце концов, мали-то мой, — пробормотал Ибрагим. — Раз меня выгнали, значит, и его.
За домиком он столкнулся с Миной. Она протянула ему конверт, адресованный полковнику Смолли.
— Беда, ох, беда, — покачала она головой.
— Вот и хорошо. На меня, моя ласточка, тоже беда свалилась: снова уволили. — Он куснул ее за ухо, ущипнул за грудь, склонился и стал шепотом пересказывать свои злоключения, Мина лишь хохотнула, прижалась к нему, разбудив его плоть, и была такова. А Ибрагим, слегка понурясь, вернулся к хозяину.
— Вам письмо, сахиб. Только что передали.
— Я же сказал тебе: убирайся! Деньги получил и уматывай к чертовой бабушке.
— Письмо от Дирекции, — сказал Ибрагим и положил письмо на стол. — Больше не побеспокою. Свой последний долг выполняю. Видно, и впрямь разверзаются небеса и грядет конец света. Так написано. Салам алейкум.
Блохса прямо-таки рвалась из-за двери гаража. Ибрагим немного постоял в доме. До него донесся возглас сахиба: «Сука! Сучье отродье!» Скрипнуло кресло: видно, хозяин поднялся, сейчас пойдет к миссис Булабой и задаст ей жару. Ибрагим улыбнулся и вышел черным ходом; Джозефа он нашел за гаражом, тот чинил старый бак.
— Бросай работу! — объявил он мали. — Нас уволили. Раз меня рассчитали, значит, тебя тоже.
Через пятнадцать минут оба уже сидели на корточках у входа в «Шираз», рядом узлы с одеялами и символическими пожитками. Скоро выйдет Люси-мем, и можно начинать переговоры о восстановлении на службе.
* * *
Мистер Булабой в ужасе шарахнулся от клумбы с каннами; на ней лежал полковник Смолли, глаза открыты, лицо побагровело в вытянутой руке зажато письмо: будто чужеродный стебель вдруг поднялся на клумбе и выпустил нежданный-негаданный белый цветок. Мистер Булабой опрометью кинулся прочь. Вбежал в дом — никого. Остановился было у гаража, за дверью все выла несчастная собака. С жалобой на нее он и пришел к полковнику, Блохса стала биться о дверь. Мистера Булабоя обуял страх. Он повернулся, но перед глазами вновь оказалось распростертое тело на клумбе. Мистер Булабой понесся через весь сад к гостинице, влетел в комнату жены, вытолкал оттуда Мину, захлопнул за нею дверь и подошел к постели, где огромной жирной гусеницей извивалась его жена.
