Она твердо решила вытерпеть все, потому что знала: выпавшее на ее долю — далеко не самое (ох, не самое!) худшее из того, что могло бы с ней произойти в столице.
Худо ли, бедно ли, но какое-то время молодые прожили вместе. Однако почти сразу после свадьбы поступила Галина в МГУ: умненькая оказалась девочка — сдала экзамены, набрала проходной балл. И никаких взяток, если не считать недельного проживания на даче у видного московского журналиста Вихрева… (Вихрев работал в одном из первых модных толстых, сверкающих глянцевой обложкой, журналов.) И нескольких телефонных звонков этого самого Вихрева каким-то своим знакомым, которые его очень — ну просто очень! — уважали и ценили.
С курсовой работой ей тоже повезло — грянул путч 1991 года, и Галя сделала обзорное интервью с защитниками Белого дома, которое, на волне всеобщего ликования, прошло не то, чтобы «на ура», а просто «на ура с упоением».
Интервью в разных видах — где с сокращениями, где с добавлениями — опубликовали ведущие московские издания. Не без помощи, конечно же, Вихрева. С этого момента карьера Гали Ипатьевой начала развиваться настолько быстро, так стремительно набирая обороты, что за ней уже не поспевали колеса почти настоящего «Харлея».
Учитывая еще и то, что Галя теперь все чаще ночевала в московской квартире Вихрева — с окнами прямо на Пушкинскую площадь, с высокими потолками, с редкостным, невиданным еще в Москве, «евроремонтом», с икрой в холодильнике и вином в баре, и это когда в московских магазинах были перебои с хлебом, когда вдруг исчезали из продажи даже сигареты (а на кухне Вихрева всегда лежал початый блок «Мальборо») — учитывая все это, Фонарь явно проигрывал в гонке.
Галина изменилась не только внешне — по внешнему ее виду теперь уже никто не мог бы заключить, что она просто симпатичная неотесанная провинциалочка; знакомые девчонки Вихрева, трудившиеся в парикмахерских, в ателье, в магазинах, и одели, и обули, и причесали Галечку — она изменилась внутренне.
Теперь Ипатьеву уже не смешили грубые шутки рокеров-байкеров, не забавляли гонки по ночной Москве. Фонарь замечал, что она иногда на людях как будто даже стеснялась его. Но это быстро прошло. Галя научилась главному — не стесняться никого и ни в какой ситуации, что для Москвы было очень важно. Толчком к этому важнейшему для нее открытию послужило интервью с Борисом Гребенщиковым, вступившим как раз в полосу своей солидной, космополитической респектабельности…
