— Я не собирался в Питер, у меня было приглашение на конференцию, но я решил не ездить, а потом, как Лев Толстой, — после вчерашнего… Ушел. Дверью хлопнул.
— Он дверью не хлопал. А что было вчера?
— Вчера мы поругались, я плюнул и поехал. То есть мы не ругались. Она меня просто послала.
— На конференцию.
— Можно и так сказать.
— Поздравляю. Боюсь, вы друг друга стоите.
— Я сказал ей, что после того как у нас не стало Нины, она взялась ее пародировать. И что не надо этого делать — пародировать покойную мать.
Я сказал, и она меня послала. По-моему, это не правильно.
— Не надо было говорить.
— Посылать тоже не надо.
Марина пожимает плечами.
— Мой любит щеголять поговорками. Он бы сказал: в каждой избушке свои погремушки.
— Ну, давай за избушки. Твоя вон какая хорошая. А за погремушки не будем.
Чок по форме звонким «дзинь» получился.
— Не знаю, зачем тебе это рассказываю. Я о себе никому не рассказываю. Хотя нет, сегодня рассказывал пассажирке в поезде.
— Ничего себе — никому не рассказывает, вот только подруге старой да пассажирке в поезде.
— У нее сын даун. Взрослый уже. Вместе ехали. Она ему хотела кораблик на Адмиралтействе показать.
— Значит, ему тоже рассказывал.
— Кстати, да. Но он не слушал.
— А как твоя дочь относится к твоим способностям?
— Ты думаешь, я только тем и занимаюсь, что демонстрирую свои способности? Да никак не относится. Спокойно относится. Я не из тех, кто ее удивить может. Даже если бы я по воде пошел аки посуху, она бы к этому спокойно отнеслась…
— Но по воде ты все-таки не пойдешь, так что, как она отнеслась бы к твоему по воде хождению, это опять из области предположений, и только.
— Да, только что спектакль про чудеса показывали.
— Ты говорил, про сперматозоиды.
— Я не понял, про что. Слушай, Марин, а ты действительно в телепатию веришь?
— Почему в телепатию?
— Ты же меня про телепатию спрашивала.
— А я, знаешь ли, вообще легковерная. Я во все могу поверить, — отвечает Марина, и, поскольку молчит Капитонов, она добавляет — негромко: — Я и в скобки могу поверить, в фигурные.
— Во что поверить?
— Да так, свои погремушки…
Оба молчат.
— Ты что-то сказала, а я не понял.
— Видишь ли, я не встречала пассажирок в поезде и даунов, которым можно рассказывать очень личное. Ну вот ты только. А больше мне некому. Я до сих пор об этом ни с кем не говорила. Вообще ни с кем.
— О чем?
Она допивает вино в бокале, переставляет солонку с места на место, а потом глядит прямо в глаза Капитонову.
