Зинаиде жалко попутчика:
— Жалко, говорю, вам поспать не пришлось.
— Ничего, — говорит Капитонов.
Большую часть дороги не общались — от самой Москвы, где он сел, то есть подсел — к ним, уже едущим, и до почти что Окуловки. А четвертого пассажира в их купе не было. Сын ее всю дорогу играл за столиком костяшками домино, а Капитонов лежал на верхней полке, глядел в потолок, предельно близкий, и делал вид, что миропорядок устроен по разумным лекалам. Три часа назад, перед Окуловкой, он, скорее от скуки, чем по необходимости, отправился в вагон-ресторан, где, обнаружив себя единственным посетителем, съел бифштекс и выпил сто грамм коньяка, который и не коньяк вовсе, да ладно. А когда вернулся, соседка по купе, эта улыбчивая дама с усталым лицом, принялась потчевать его домашним пирогом, настоятельно уговаривая разделить с нею и сыном купейную трапезу. И тогда Капитонов сделал ей первое признание: он только что пообедал. Потом она несколько раз спрашивала его: «И куда мы все это денем?» А он отвечал: «Возьмете с собой». В общем, общались. — Зина. — Евгений. — Можно было бы «Евгений Геннадьевич», как он обычно представляется в начале семестра студентам (и что есть правда), но он сказал «Евгений» (тоже ведь не солгал), и Зинаида обрадовалась: «Видишь, как бывает, — сказала она сыну дауну. — Мы с тобой едем, а не знаем, с кем. Дядя Женя, твой тезка». Сын ее, радостно просияв, протянул вдруг руку, чем удивил Капитонова, но тем и ограничился, что растопырил пальцы, — рукопожатие слабеньким получилось, односторонне капитоновским, однако достаточно убедительным, чтобы порадовать Зинаиду. Словно что-то между ними случилось такое. Капитонов узнал, что едут они из Липецка к сестре Зинаиды, что Зинаида хочет показать сыну Санкт-Петербург и что у сына есть мечта — увидеть «кораблик». Он действительно много раз повторял слово «коаблик». «Дядя Женя видел коаблик?»
Капитонов много раз видел этот кораблик — на шпиле Адмиралтейства.
Бог даст, увидит еще.
Зинаида рассказывала о себе, о муже, с которым они развелись, когда Женя родился, и который работал на металлургическом комбинате, и о прочем таком, до чего Капитонову не было дела, и он не слушал, но в какой-то момент он почувствовал необходимость высказаться самому, и он тогда сделал ей второе признание — в том, что бессонница у него и не спал две ночи. «Так мы разве мешаем?» — «Вы тут ни при чем», — сказал Капитонов, потому что в его признании не было никакого намека (равно как никакого смысла). «Так чего же не спите?» Он ответил: «Не получается». А она на это сказала: «То-то вы нервный, я посмотрю».
