Золотухин, как и подобало представителю авторитетной проектной организации, хладнокровно одолел минутное замешательство и, убедившись в надежности укрытия, расправил полы плаща.
— Прекрасная интенсивность работы, — сказал он. — Технологический процесс сокращен на восемь и три десятых процента сравнительно с работающими конструкциями.
— А брызги?
— Но это же мелочь, Андрей Алексеевич. Важнее ведь производственный эффект. Ну, побрызгивает немного. Не во фраках же будут возле мойки работать. Брезентовые робы у них на складе есть. Оденут мойщика в робу, договорятся с завкомом, чтобы молоко ему выписывали, и все дела. Зато увеличение производительности… Восемь и три десятых процента тоже ведь не с неба свалились. Надо же масштабно все оценивать… Такие машинки заборчане получили! Не жизнь у них теперь будет, а день сплошной получки.
— Магазины для инструментов барахлят. Зачем вам понадобилось их к полуавтоматам пристраивать?
— Хотели усовершенствовать… Тут ты прав, хотя это тоже не существенный момент. Инструментом они только на пусковой период обеспечены. Больше такого инструмента заборчане все равно не найдут, не освоен он еще в серийном производстве. Отработают инструменты, и делу конец. Потихоньку чикнут магазины автогеном, и будет полный порядок… Уж мы-то с вами, Андрей Алексеевич, знаем, что человеческие руки надежнее любой автоматики.
— Значит, вручную инструмент менять?
— Ага, — охотно подтвердил Золотухин. — Зато абсолютная надежность… Ты, Андрей Алексеевич, привыкай к мелочам. Если в нашем деле из-за каждого пустяка расстраиваться, заработаешь себе язву желудка либо гипертоническую болезнь. Я только тем и спасаюсь, что приучил себя мыслить масштабно. Ну, отметят в акте приемки недоделки насчет мойки или магазинов. Ерунда. Какой приемный акт в наше время подписывается без недоделок? Я лично такого случая не припоминаю. Главное в акте — подписи, а недоделки, как говорят умные люди, гарнир для вегетарианцев. По подписям рапортуют о вводе в действие. А кто такой рапорт решится из-за недоделок похерить? Я такого умника не видывал.
— Ты думаешь, Павел Станиславович, что Габриелян учинит нам страшную месть?
— Не думаю, а знаю. Он мне уже вчера звонил. Кавказский характер у товарища. За добро добром платит, а обид не забывает.
— Правду же я в акте написал.
— Правдой, Андрей Алексеевич, всегда сильнее всего человека и обижают. Была бы нелепица, Габриелян не тряхнулся. То и худо, что правду ты в особом мнении записал.
