— Бумагой загородимся?
— Документом, Андрей Алексеевич. Составленным сторонами в трезвом уме и здравой, как говорится, памяти… В наш век сплошной грамотности даже самая симпатичная личность не имеет без документа юридической силы.
Андрей Алексеевич пролистал страницы проекта и увидел в них то, что встревожило его в первый же день пребывания на заборском заводе и что хотел спрятать Золотухин за увертливыми формулировками акта.
— У нас тут кругом неопределенное наклонение, Вениамин Сергеевич.
— А зачем красным быков дразнить. Мне от такого наклонения ни холодно ни жарко, а Кичигину вроде как облегчение.
— Я сегодня снова чертежи смотрел. Прямо скажем, не компот ваши конструктивные решения.
— А мы виноваты? Знаете, что получается, когда размеры даешь в микронах, а чистоту обработки по высшему классу? Изготовители же на дыбы встают. Не берет у них такие размеры оборудование. Микрон тут, сотка там, а потом при монтаже и не лезут болты.
— Не только изготовители виноваты. Ваши конструктивные решения тоже на микроны и высший класс обработки не тянут.
— Ничего, Андрей Алексеевич. Попыхтят заборчане и проглотят. Я не первый участок сдаю. Всегда поначалу ершатся, а потом акт подписывают.
— Могут и не подписать.
— Куда они денутся? Видел, какие шараги у них стоят в цехе? А мы им полуавтоматы спроектировали. Они же нас на руках должны носить за такое дело.
Ничего определенного не сказал тогда Готовцев в ответ на настойчивые вопросы Золотухина, и тот ушел из номера, рассерженный и встревоженный поведением коллеги.
Оставшись один, Андрей, помнится, расхаживал по номеру и думал, что суют волжане Кичигину обглоданные кости и хотят выдать это за великое добро.
Свежая, умело подкрахмаленная рубашка приятно холодила тело. Застегивая пуговицы, Андрей подумал, что Нателла Липченко всегда будет заботиться, чтобы у мужа были свежие, накрахмаленные рубашки. Эта мысль вдруг позабавила его, хотя в ней не было ничего особенного и она не могла бросить и малую тень на женщину.
«Зануда ты и придира», — мысленно обругал себя Андрей и подумал, что сегодняшнее злопыхательство и подковырки объясняются не усталостью с дальней дороги, и не «особым мнением», которое он вкатал-таки в акт приемки, и не разговорами матери о женитьбе, и даже не перечеркнутым эскизом.
Просто встретился Готовцев с неопределенностью — самым тревожным и самым мучительным состоянием человеческой натуры. Накатывающиеся в командировке и после возвращения из Заборска мысли, казалось, свели Андрея с незримым, увертливым и умным противником. Но облик этого противника оставался для него расплывчатым и неясным, не имел ни очертаний, ни конкретного места и времени. И лишь сейчас, под освежающими струями воды к нему, как к пятикласснику, мучающемуся над задачей, в которой «не сходится ответ», пришло озарение: невидимый и увертливый противник сидит в нем самом. И имя у этого противника есть: сомнение. И облик у него тоже обозначится весьма конкретный, если Андрей Готовцев взглянет на себя в зеркало. А все вместе означало, что просто наступил момент, когда Андрей Готовцев должен принять то главное решение, с которым, он внутренне надеялся, не столкнет его жизнь. Но жизнь грубее и проще. И настает время, когда она безжалостно загоняет в угол. Тем и отличаются настоящие мужчины от неоперившихся еще юнцов, что они решают, а не плывут по течению в надежде прибиться к какому-нибудь берегу.
