— Одиссея капитана Блада, — подытожил Смушкевич. — Кстати, Ежов звонил по поводу твоего друга со сломанной челюстью. Не успели толком его в оборот взять. Представляете, умер бедолага, от почечной недостаточности умер!
— То‑то мне его цвет лица не понравился!
— У тебя, Ваня, тоже… не очень.
— Заживёт. Хотя кровью писаю. А ещё врача знаю, вставит протезы — будут как свои зубы.
— Да, при близком знакомстве с чекистами такого врача неплохо иметь, — пошутил Павел и осёкся под взглядом шефа.
С посадками и дозаправками мы добрались до Монголии. Там я ощутил — со времён Бобруйской авиационной бригады мало что изменилось в ВВС. Опыт боёв над Мадридом не учтён абсолютно, и это в непосредственной близости японцев! Потери значительные, бездарные, неоправданные. Рычагов и Смушкевич даже ничего не пробовали менять, свели в три эскадрильи ветеранов Испании и Китая, поставили к ним ведомыми наиболее пригодных — и вперёд. Взлетали звеньями по три, в воздухе перестраиваясь парами. Так и победили.
Я не пытался сесть в самолёт — изображал постепенное окончательное выздоровление. Не моя война. Каждого сбитого ненациста могут зачесть как излишнюю сопутствующую потерю. Но ангел притих. Его подопытная крыса выбралась из Испании, снова в военной авиации, а дальше — будущее покажет.
Глава четырнадцатая. Польша
Смушкевич закрутился и забыл известить вдову героя. В Москве я показывал ему распухшие пальцы, ими бланк телеграммы не заполнить. Вот вам и забота о личном составе.
О необычном возвращении из Испании транзитом через Лубянку газеты не написали, в Монголии ничего замечательного со мной не стряслось. Так что в Бобруйске продолжал числиться отважным покойником, когда свалился всем на головы с приказом о дальнейшем прохождении службы. Сказать, что все безмерно обрадовались — согрешу против истины.
Лиза не знала, куда спрятать глаза. Мало того, что она оказалась совсем не вдовой — героический супруг объявился подобно гомеровскому Одиссею. Без меня Пенелопа не осталась в одиночестве. На пороге дома нарисовалась известная картина «Не ждали». Вслед за благоверной вышел хромой долговязый мужчинка. Сей экземпляр не возьмут ни в ВВС, ни в пехоту и не угонят «добровольцем» в очередную Испанию.
— Ваня… Да как же это! Мы тебя схоронили… Памятники вам со Степаном поставили…
Она разревелась. Я не стал напоминать, что обещал непременно вернуться. Сказал тогда — постараюсь до рождения ребёнка, который вполне резвый такой, двухгодовалый выглянул из‑за широкой мамкиной юбки, её белорусы называют «спадницей».
