«Брешут буржуи! — завопил внутри меня товарищ Ваня. — Не могут они так писать про новый и секретный самолёт».
«Харрикейн» означает «ураган». Моноплан непривычного вида, на фотографии вокруг него позирует кучка джентльменов, с трудом сохраняющих степенность и чопорность вперемешку с самодовольным торжеством.
«Нет, напарник. Машина предназначена не только для Королевских ВВС, но и на экспорт. То есть может в Испанию попасть, к франкистам. Тогда нам — хана. В чистом виде».
«Понятно! — протянул мой сознательный комсомолец. — Значит, капиталистическая реклама! Враньё».
Оптимист, блин. А если с таким в воздухе столкнуться? Скорость больше пятисот километров в час, восемь пулемётов! Для «Харрикейна» наши «Ишаки» и «Чайки» кажутся лёгкой добычей. Понятно, что главная часть истребителя — пилот, но об уровне лётной подготовки в рабоче — крестьянской авиации мы наслышаны из самых первых уст, собственных. Не я один, очень многие лётчики выросли в полноценных истребителей только в Испании. Гражданская война показала даже самым упёртым и зашоренным: пилотажная, огневая и тактическая подготовка в СССР, мягко говоря, далека от совершенства.
Но было бы нечестно утверждать, что благодаря газетам сыпятся одни неприятности. Иногда очень даже наоборот.
Весной я завалил третьего немца. На следующий день, критически оглядывая дырки в хвостовом оперении, аккуратно заклеенные и закрашенные верным Хосе, услышал голос за спиной:
— Салуд, синьор Муэрте!
Обернулся и почувствовал — на земле бывает труднее, чем в облаках под пулями «Фиатов».
— Меня зовут Мария Гонсалес. Я — корреспондент газеты «Республика». Хочу взять интервью у русского пилота, сбившего «Савой» над Мадридом.
Если в тот момент отвернуться и зажмуриться, то по памяти не смог бы описать ни единой черты обратившейся ко мне женщины. Только глаза, огромные, тёмные, тёплые… Они приковали, подчинили, принесли сладостное щемящее желание. Боюсь — ему, скорее всего, никогда не суждено осуществиться.
— Си, синьорина.
Язык заплетается, надо же… Она рассмеялась.
— Так в Италии говорят. У нас — сеньорита. Сможете уделить пять минут?
Да хоть всё время до следующего вылета. И потом — тоже.
— Несомненно.
— Если вам непривычно, можете называть меня «камрад Мария».
— Сеньорита вам больше подходит. Не возражаете, если я переоденусь, и мы побеседуем в более уютном месте?
«И кто упрекал меня в похоти?»
«Молчи, Ванятка. Я не женат. Пикнешь под руку — мигом летишь в чистилище. Избавлюсь от шизы».
