Фролов решительно двинул к еврейскому дому, оставшемуся без хозяина. Улица просматривается из конца в конец, конспирации никакой. А и не нужно — у всех военных жён благоверные гуляют, и ничего не поделаешь. Лишь бы потом возвращались на основной аэродром, иначе грядёт скандал у комиссара либо по партийной части.
Оттого политзанятия да собрания идут по одному сценарию. Сначала про сложное международное положение, происки буржуазии и генеральную линию ВКП(б). Потом про главные беды авиации — высокую аварийность, пьянство и бытовое разложение. По пунктам, отдельно, будто между этими тремя напастями ни малейшей связи нет.
И с этой стартовой точки в теле лётчика — неумехи я должен нанести существенный ущерб нацистскому Рейху, иначе белобрысый небожитель устроит мне настоящий ад в преисподней? Может, вернуться и сразу сдаться? Но здесь чистое небо и мягкие, приветливые прелести Лизы, её я как порядочный человек… ну, почти человек, обязан хотя бы вылечить от сифилиса.
Мы с соколом, оставшись одни, то есть вдвоём в одном теле, вышли на глиссаду прямиком к калитке по месту прописки. Боюсь, не скоро научусь ориентироваться в этом «я» и «мы» — совместное проживание двух душ противоречит логике и жизненному опыту, даже загробному.
Иван, обеспокоенный «муравьями» в голове, проигнорировал взгляды бобруйских дамочек, обстрелявших лётчика почище зенитных пушек. Дражайшая встретила супруга, всплеснув руками. Ещё бы, муж полгода не приходил столь рано.
Лизавета загремела горшками и сковородой, мельтеша между русской печью и неровным кухонным столом. Пара лавок, буфет, зеркало и ходики на стене — всё убранство этой половины квартиры. Во второй комнате, насколько запомнилось утром, расположилась широкая кровать с высокими железными спинками, упирающаяся в деревянный гроб, по — старинке величаемый «шкапом», сбоку приставлены пара сундков и колченогий столик, прибита непременная полочка с «Манифестом Коммунистической партии» и «Уставом ВЛКСМ». Ах да, в красном угле, где раньше помещалась икона, царственно улыбается Сталин, вырезанный из газетной передовицы и наклееный на картонку. Его масляные кавказские глазки бесстыдно подсматривают за постелью.
А за стенкой, в апартаментах Степана? Там дети, шумновато и разбросаны игрушки. В остальном другая половина служебного дома не слишком отличается.
Супруга соорудила ужин. По всем прикидкам, не так давно со своего хлебозавода вернулась. Что‑то хлопочет, рассказывает, а Ванятка примолк. Муравьи в котелке досаждают, голубь сизокрылый? Скоро они тебе размером со слона покажутся.
