Если мы три-четыре года тому назад занимали на земном шаре совершенно нелегальное положение, если мы еще четыре года тому назад жили в своего рода подполье, если человек, выехавший с советским паспортом, скажем, в Европу, должен был претерпевать самые невероятные затруднения, то сейчас, в тот период, который мы с вами переживаем, уже нет ни одной страны, ни одного государства, где бы на наш 150-миллионный Союз смотрели как на какую-нибудь нелегальную организацию, — теперь, я говорю, таких государств и таких народов в природе уже не существует. Мы, благодаря тем успехам, о которых я говорил вкратце в начале доклада, заняли совершенно законное, совершенно определенное место в семье всех народов. Теперь самым высоким представителям современного империализма приходится скрепя сердце входить во взаимоотношения с нашим Союзом. О чем это говорит? Прежде всего не о том, что сердца империалистов, наших врагов, под влиянием восьмилетнего нашего существования стали мягче. Нет, их сердца какими были зверскими в отношении к нам, такими и остались. Но правильным является то, что наш Союз, которым можно было несколько лет назад пренебрегать совершенно безнаказанно, теперь, в силу всех обстоятельств, на которые я указывал, является такой единицей на мировых весах, которую просто так не скроешь, мимо которой не пройдешь, не заметив ее, а, наоборот, проходя мимо которой приходится очень внимательно, очень тщательно задуматься над всем тем, что создавалось на этой самой шестой части земного шара. На этой частичке всего мира постепенно, понемногу за восемь лет создалось такое государство, которое приобрело совершенно твердый, совершенно определенный вес во всей системе мирового хозяйства.
… Газеты пестрят изо дня в день известиями о непрекращающемся движении на Востоке. Я думаю, что не каждый даже из товарищей коммунистов отдает себе отчет в том, что происходит сейчас на Востоке. Еще к великому прискорбию, некоторые относятся к восточным народам с известным недоверием к их революционному настроению, к их революционной настойчивости и последовательности, между тем это совершенно неверно. Дело не в том, товарищи, как мы можем отнестись к тому или иному восточному народу, а дело в той объективной обстановке, которую ни один народ в мире не сможет отрицать в том положении, которое сейчас создалось. Во всех восточных колониях, среди восточных народностей положение такое: что бы ни сделали, что бы ни предпринимали империалисты, — все это в конечном счете поворачивается против них же самих, и как бы они ни изощрялись в отношении восточных колоний, — ничего кроме разжигания революционных страстей и освободительных войн они вызвать там не могут. Временно, правда, как в Персии, англичанам удалось заглушить не только революцию, но даже демократическое движение, и после той бескровной революции, которая там была совершена несколько недель тому назад, когда был свергнут шах персидский, — англичанам удалось через несколько дней посадить в Персии другого шаха. Но все Это является только кратковременным эпизодом, в результате которого революционное движение должно будет только усилиться и только обостриться. И тут, товарищи, основное заключается в той объективной обстановке, которая там создалась. Если бы нужно было грубо выразить те соотношения, которые существуют между восточными колониями и западноевропейскими государствами, то надо было бы уподобиться железнодорожникам и сказать, что западноевропейские государства — это современные тяжелые, усовершенствованные паровозы, а восточные колонии — это тендер, который питает паровоз, и для всякого не только стрелочника, но и для всякого человека понятно, что если мы паровоз от тендера отделим, то никакое сколько-нибудь продолжительное движение паровоза невозможно. Вот, грубо говоря, точно такие же соотношения существуют между современными капиталистическими государствами и восточными колониями. Восточные колонии представляют те источники питания для европейского империализма, которые представляет тендер для паровоза. Именно поэтому с таким остервенением западноевропейские державы подавляют всякое движение в восточных колониях.
