Я вскочил и поймал братца на середине прыжка.
— Хватит, Дастин! Пусти меня! — закричал он. — У тебя на руке паук!
Я отскочил и хлопнул себя по руке.
— Где?! Где он?!
— Ну ты и слабак, — фыркнул Логан. — Это я должен был поехать в лагерь, а не ты.
Логан спрыгнул с кровати и начал подбираться к моей сумке.
— Логан, ну-ка брысь отсюда! — прикрикнула мама. — Ты тоже поедешь в лагерь. Имей терпение. На двухнедельную смену.
— Почему не сейчас? — заныл Логан.
— Потому что Дастин взял последнюю путевку на четыре недели. Мы уже тебе объясняли. А ты поедешь на двухнедельную, — сказал папа. — А теперь марш в свою комнату. Дастин все запаковал, ему пора в кровать.
— Я хочу в лагерь завтра, — канючил Логан, когда родители выводили его из моей комнаты. — Ну почему Дастину всегда везет?
«Везет. Ха!» — подумал я, забираясь в постель.
Натянул одеяло до подбородка. Зарылся головой в подушку. И закрыл глаза.
Но прошел час, а я все не мог уснуть.
Думал о лагере.
Думал о целом лете без друзей.
Думал о паршивой кормежке.
Думал о жлобах-вожатых…
Должно быть, я все-таки провалился в сон. Потому что следующее, что я помню — как стою на улице возле своего дома (рядом лежат мои чемодан и вещевая сумка) и жду лагерного автобуса.
Было погожее солнечное утро. Трава на переднем дворе искрилась от росы.
Огромный желтый автобус с ревом вывернул из-за угла. Я прочел надпись огромными черными буквами на его боку: ЛАГЕРЬ «ПОЛНАЯ ЛУНА».
«Вот и он, — тоскливо подумал я. — Минута в минуту».
Автобус подкатил к обочине как раз в тот момент, когда мама, папа и Логан подошли, чтобы обнять меня на прощание.
— Я хочу поехать, — бубнил Логан, пока я тащил свой багаж к автобусу.
Двери автобуса разъехались.
Я шагнул в салон.
Посмотрел на водителя… и ахнул.
Его раздувшееся багровое лицо было покрыто блохами.
Ужасные красные расчесы усеивали лоб — разодранные ногтями следы блошиных укусов, истекающие желтым гноем.
Я поднял взгляд на его волосы — и закричал.
Его волосы шевелились!
Они буквально кишели блохами. Тысячи блох угнездились в его шевелюре.
Я видел, как они снуют на своих тонких ножках в его сальных каштановых волосах. Они выскакивали на щеки и зарывались ему под кожу.
В ужасе смотрел я, как одна из блох прыгнула ему на нос и начала вгрызаться. Она впивалась все глубже и глубже — пока из раны не побежала тонкая струйка крови.
Прежде чем я успел пошевелиться, водитель вскочил со своего сиденья.
Он протянул ко мне руки в черных перчатках.
