— Не подозревала, что вы так много внимания уделяете мнению детей, — откликнулась я.
Мисс Дрейк тем временем щебетала с джентльменами. Она еще не осознала себя как девушку, поэтому говорила с мужчинами настолько же легко и свободно, как дети. Это немного забавляло, но пока такое поведение не казалось чем‑то непристойным. Лишь очаровательная непосредственность.
— Это особый ребенок. Совершенно особый, — с улыбкой ответила мне леди Уайтберри. — Но вы поймете это много позже. Пока же вам достаточно знать, что если кто‑то нравится нашей милой Мэгги, то этому человеку можно доверять.
— Мисс Дрейк нравятся абсолютно все без исключения, — вздохнула я.
Мои слова соответствовали истине. Девушка была одинаково доброжелательна была со всеми. С мистером Вудроу и мистером Ренфилдом. С лордом Дарроу и его племянниками. Хотя его милость и мистер Уиллоби смотрели на мисс Дрейк как на расшалившегося щенка.
— Вы неправы, мисс Уоррингтон. Мэгги нравятся вовсе не все люди без исключения. Когда кто‑то неприятней ей, она выказывает свою неприязнь открыто и без промедления. Просто в этой комнате собрались не самые плохие люди. Просто вы этого еще не поняли.
Ну да. Не поняла.
— Дорогой Николас забрал вас из провинции, хочет представить ко двору, найти подходящего мужа. Я знаю, какую неоценимую услугу вы оказали его милости, Эбигэйл… Но не всякий стал бы осыпать подобными милостями, не правда ли?
Стало быть, те издевки, что я вынуждена терпеть изо дня в день — это милости, мне оказываемые?
— И только на основании этого вы хотите убедить меня в том, что лорд Дарроу — человек хороший? — сдержанно спросила я леди Уайтберри.
Почему‑то в это утверждение плохо верилось, учитывая судьбу трех его жен.
— Вы недоверчивы… Но вскоре вы убедитесь… Есть такой тип людей, дорогая мисс Уоррингтон, они скажут вам правду. Причем в такой манере, что впору подсыпать яд… Но при этом он никогда не откажет в помощи… И помощь эта будет полностью бескорыстна, мисс Уоррингтон. Я в свое время убедилась в том, каковы истинные свойства его натуры. Правда, за это знание я поплатилась своими манерами… И частично собственной репутацией.
О потере репутации леди Уайтберри говорила с невозможной для меня легкостью. Как будто бы она ничего для нее не значила. Но что может быть для женщины важней ее доброго имени?
Женщина улыбалась так спокойно и таинственно, будто прожила десять жизней и знала обо всем.
— Теперь в кругу близких я становлюсь удивительно бесцеремонной. Но круг этот столь невелик… Впрочем, ложь. Теперь я всегда бываю бесцеремонна. Молодая вдова, с состоянием и связями может себе многое позволить, не вызывая не удовольствия. Меня называют эксцентричной… К тому же, считают, что я близка с дорогим Николасом, поэтому мне готовы прощать и больше. Его боятся. До оторопи. До дрожи в коленях.
