Одна французская зима, которая ничего не изменила | страница 42
Дождь который зарядил еще в ноябре, и шел не переставая. Он испортил все праздники. Наряженные повсюду елки, размякли и развалились, унесенные ветром игрушки и поделки из бумаги, валялись как мусор по улицам городов и взгляд на них вызывал слезы. «Как будто кто-то долго готовился к празднику, а потом пришел злодей, пришел и все разрушил» – думала Алена.
В рождество задул страшный ветер, волны заливали на проезжую часть и блокировали движение, все шествия были отменены, концерты и гуляния под дождем были жалким зрелищем. Убожеством. Пиром во время чумы. Чистым лицемерием. Король был голый.
В такой же атмосфере прошел и карнавал Ниццы, и праздник фиалок, день мимозы, и парад цветов. Дождь залил все приготовления… Все, что бы ни организовывали французы, было обречено на провал. Все охали и вздыхали, что такое случается «в первый раз и никогда еще не было так плохо», но на самом деле все врали сами себе, так как все это повторялось из года в год, и в следующем году не обещало быть лучше.
Алену тошнило от вранья и лицемерия. «Ну признайте же, что тут ужасная холодная и слякотная зима. Перенесите елки и концерты в закрытые залы, делайте игрушки из пластика, а не из бумаги, и купите, наконец, теплые зимние сапоги и установите отопление в домах!» – говорила она серой толпе. Но над ней только смеялись и на следующий год опять мокрые от проливного дождя елочные шары катились, погоняемые ветром по заснеженным пустынным улицам.
На новый год Алена спала в свитере и шерстяных носках, присланных ей из Москвы. В ванну она заходить боялась. создавалось ощущение, что там произошел взрыв и с тех пор все так и осталось: местами отсутствовала плитка, краны развалились, трубы текли. Мыться она ездила в бани английского гольф клуба в 40 км от Ниццы, благо что не в сезон вход туда стоил очень дешево и кроме нее там не было ни одного человека. Мыться во Франции было не принято… На рождество ее посетили родители. Мама долго плакала и причитала: «Поехали домой, ты поспишь в своей комнатке, я тебя вылечу, согрею, накормлю». Алена плакала и молчала.
Проснувшись наутро после нового года, она дала себе слово подождать до лета, и если ничего не изменится, то она уедет, просто исчезнет и все. Тихонечко соберет чемодан и просто сбежит. Не нужна ей больше никакая любовь, если от нее одни неприятности, если все, чем она живет это смирение. Лучше уж не жить. Лучше быть не влюбленной и свободной, чем спать на чьем то, пусть и дорогом тебе плече, и при этом быть совершенно несчастной.