— Это не судьба, пани Фальконова, а дело рук человеческих. Людей убивают люди, а не судьба…
— Какие там люди! Изверги, дикие звери! Как можно было убить такого человека, совершенно безвредного, доброго?! Никто, никто не был таким добрым, как он. Я-то уж, поверите ли, всю жизнь… Нет, никогда к нему никто не ходил, только я, каждое воскресенье, у него не было друзей. Что это у вас? Билеты? Ах да, мы с ним были в кино… Раз в месяц он всегда водил меня в Кино… Это был золотой…
Она вновь зарыдала.
Я долго ждал, пока Фальконова успокоится. Я утешал ее, хотя и знал, что в таких случаях никакие уговоры не действуют и лучше оставить страдающего человека в покое, чтобы утихла тоска и он сам справился со своей болью.
— Скажите, а в последние воскресенья вы не замечали ничего необычного? Пан Эмиль был таким, как всегда?
Фальконова взглянула на меня уже более осознанно, вытерла слезы. Я почувствовал, что вопрос снова возбудил в ней недоверие.
— Нет, — сказала она, — он никогда раньше таким не был, поверите ли, как в последние недели. Что-то его грызло, словно он чего-то боялся. Я спрашивала, в чем дело, но он мне не отвечал.
— У него была семья?
— Я была для него всей семьей, поверите ли. А настоящей у него не было. Он потерял всех еще в оккупацию, но ничего о них не рассказывал. Говорил, что прятался в каком-то монастыре, но где это было и когда, поверите ли, ничего не могу сказать…
Выходя из подвала, пропахшего мылом и сыростью, я сказал Фальконовой, что еще загляну к ней. Путь она, если вдруг что-то припомнит, сразу же позвонит мне по телефону.
— Чем быстрее мы раскроем тайну его смерти, тем лучше для вас, — добавил я. — Потому что пан Эмиль оставил сберегательную книжку на ваше имя.
Фальконова покачала головой, и в ее глазах опять блеснули слезы.
— Что мне с этих денег, — тихо сказала она. — Такого человека, как Эмиль, я уже никогда больше не найду, нигде и никогда…
Уже выходя из ворот, я заметил тень какого-то мужчины. Услышав мои шаги, он отшатнулся и исчез в темноте. Я побежал за ним и услышал, что впереди тоже кто-то бежит. Я остановился. Шаги затихли в соседней подворотне. Я заглянул туда и проверил, есть ли кто-нибудь на лестнице. Обыскал все закоулки, спустился даже к подвалу — он был заперт на щеколду. Я никого не обнаружил, и на меня вдруг навалились страшная усталость и неверие в успех следствия.
16
На следующий день мне позвонил майор Птак. Он сказал, что дело Зомбека получило исключительный резонанс и с нашей группой хочет поговорить сам начальник управления полковник Галицкий.
