Россия будет воевать | страница 74
Последний кадр фильма. Весна. Треснутое пенсне чья-то рука выковыривает из растаявшей грязи. Это означает передачу эстафеты по какнамобустройствуроссии от интеллигенции прошлого — интеллигенции будущего.
…Уважаемые читатели! Я не вправе говорить, по какой причине этот шедевр так и не увидел свет. Вы сами должны все понимать в конце концов, как Эта Страна обходится с творцами, вы прекрасно видите по уже развернутым против них травлям.
И где твоя победа, ад? О двух главных русских праздниках
28 апреля 2012
У Дня Победы, который приближается, и у прошедшего недавно дня Воскресения Христова — много общего.
Оба эти праздника отмечены жертвенной кровью тех, кто отдал себя за други своя. Миллионы героев Красной Армии взошли на миллионы крестов по всей Европе, чтобы мир не погиб, а имел жизнь с избытком.
Миллионы женщин в СССР в разной степени стали Мариями, узнав, что значит отдать своих сыновей на муки или на смерть, ради будущего всех людей — от соседей и до тех, которых никогда в жизни и не видели.
День Победы — это день, когда мы празднуем жизнь. Возможность творить, дышать, любить, ошибаться… грешить. Но жить. Мы празднуем наше бытие — и как индивидуальности, и как части нации. Наше национальное бытие, которое было под угрозой смерти.
И Пасха, и День Победы — это день поражения Врага, Смерти. Это день его посрамления и нашего торжества над ним.
«Ад познал горечь, встретив Тебя в преисподней. Познал горечь, ибо он уничтожен. Познал горечь, ибо он поруган. Познал горечь, ибо умерщвлен. Познал горечь, ибо низложен. Познал горечь, ибо взят в плен. Принял тело и столкнулся с Богом. Принял землю, и встретил небо. Принял, что видел, и впал в то, чего не видел. Где, смерть, твое жало? Где, ад, твоя победа?» (Иоанн Златоуст).
Как Ад радовался гибели Христа на кресте, еще не зная, что за душу он собирается принять в себя, так и враги нашего народа готовили нам свою Голгофу тайными переговорами, союзами, торговлей, пропагандой, не зная, что за народ они решили поработить. Ключ поражения и сатаны, и Тысячелетнего Рейха был один — гордыня. Иллюзия того, что они могут взвесить, измерить и оценить все. Что ничто для них не останется скрытым и неизвестным, неощутимым и непонятным. Но это нечто все же было. Потому что ни весы, ни точные измерители, ни оценщики не помогли.
«Плетутся на восток женщины с грудными детьми, а немецкие летчики их расстреливают и, возвратясь на аэродром, пьют «за победу!». В Германию идут поезда с украинской пшеницей. Гитлер кричит: «Красной Армии больше нет». Гитлер вместе с Муссолини снимаются среди развалин Смоленска. Почтенный профессор читает лекцию в Гейдельберге: «Россия — это колосс на глиняных ногах», и студентики, еще не призванные в армию, гогочут: «На глиняных, го-го!»… Немцы врываются в Донбасс. Осенний ветер качает тела повешенных горняков. Берлин озабоченно кудахчет: «Нам не хватает комендантов и полицейских». Им кажется, что партия выиграна. И даже американская газета «Нью-Йорк таймс» пишет: «С потерей Донбасса становится почти немыслимым организованное сопротивление России…»