Далеко ли до Вавилона? Старая шутка | страница 10



Первая запись в дневнике Нэнси помечена 5 августа 1920 года. И это, конечно, не случайно, как ничто не случайно в до мелочей продуманных романах Джонстон. С 1919 года в Ирландии шла партизанская война, и ни один английский солдат, чиновник или наместник не мог быть уверен в своей безопасности. Где бы ни находились представители английской власти, их настигала карающая рука повстанцев, членов Ирландской республиканской армии, к ним принадлежит и Энгус Барри, незнакомец, с которым встречается на берегу моря Нэнси. Начиная с июня 1920 года английские войска начали проводить в Ирландии ожесточенный террор и тем самым лишь способствовали усилению национально-освободительного движения.

Комендантский час, случайные выстрелы, окрики солдат на улице, подозрительные взгляды прохожих — все это «родимые пятна» войны. Все это хорошо знакомо Нэнси с детства, все это привычно, как «старая шутка», которую уже не воспринимаешь.

В сознании Нэнси, только что вступившей в свое восемнадцатилетие, настоящая история, та, что рядом, и та, что в книгах, которые она собирается штудировать, поступив в университет, пока еще существуют раздельно. Волнуют же Нэнси совсем другие проблемы, с историей, как ей кажется, никак не связанные. Нэнси твердо намерена стать личностью. Для этого, надо сказать, у нее есть задатки: она очень неплохо образована, начитана, с легкостью цитирует Марло, Шекспира, Свифта, Китса, Йейтса и даже Чехова. В шутливой реплике немного захмелевшей Нэнси в одном из разговоров с Гарри: «Умру, мой бог, умру… голодной смертью» читатель вряд ли узнает остроумно измененную цитату из Томаса Ловелла Беддоуза (1803–1849). Но главное сейчас для нее — разобраться в себе.

Нэнси — круглая сирота. Но если о матери она знает немало: в доме есть ее фотографии, вещи, об отце ей толком ничего не известно. Его имя предпочитают не упоминать. И все же по отдельным замечаниям складывается представление о неугомонном, обуреваемом фантастическими, с точки зрения обычных людей, идеями человеке, которому претил покой, который зачем-то сразу же после свадьбы отправился за границу (туда, кстати сказать, уезжали в те годы многие борцы за свободу Ирландии), о большевике, как его презрительно называет старый генерал.

Поиски отца образуют сюжетный костяк книги. На самом деле перед читателем духовная «одиссея» девушки, ищущей себя. Ей важно скорее понять, как жить, найти ответы на самые важные, самые жгучие вопросы. Поначалу Нэнси собирается «жить надежно» и спокойно, приблизительно так, как тетя Мэри, у которой весь день расписан по часам и «будь хоть трижды день рожденья», если после обеда надо работать в саду, ничто не может отменить заведенный порядок. Поэтому избранником Нэнси становится красивый, но очень недалекий и очень «правильный» биржевой маклер Гарри. Однако постепенно Нэнси начинает осознавать, что порядок не ее удел. Размеренный быт не заменил тете Мэри счастья — ведь у нее, как замечает сама Нэнси, «слез полна душа». Порядок, против которого, внутренне взрослея, восстает Нэнси, воплощает и ненавистная ей красавица Мэйв, в которую влюблен Гарри. Даже музыку, Шопена, казалось бы не терпящего никакого порядка, Мэйв может заставить звучать как-то размеренно и зловеще. И природу, по сути своей не приемлющую насилия, она втаскивает в границы своей аккуратной, стерильной гостиной.