Любовь под соснами | страница 19
— Как тебе не стыдно, Галя? Она же твоя подруга. Тебе бы ее пожалеть. Она же сегодня мужа потеряла.
— Ее всегда все жалеют, — процедила сквозь зубы тетя Галя. — Из-за этой красоты дьявольской. Думаешь, я не вижу, как ты на нее смотришь и облизываешься? Она сейчас еще лучше жить будет с этим Петровичем. А ты, как греб снег, так и будешь. А ты чего уставилась? — вопрос был адресован ко мне, но я, убитая горем, с трудом могла признать в этой растрепанной, пьяной и завистливой женщине, нашу бывшую соседку, мамину подругу и учительницу географии.
Мой мир рухнул во второй раз вместе с верой в людей. Я выбежала за мамой. Она стояла возле подъезда в одном свитере, обхватив себя руками. Медленно спускался снег. Я подошла к ней. Мне было холодно, зубы выбивали дрожь. Мама прижала меня к себе.
— У нас все будет хорошо, я тебе обещаю.
Я кивнула, чувствуя, как текут, смешиваясь со снегом, слезы. Мы остались вдвоем. Папы больше нет. Я подняла лицо вверх.
— Я не верю, что папы больше нет. Она нарочно так сказала. Чтобы ты с этим Петровичем… Давай завтра не пойдем на рынок. Мы как-нибудь выкрутимся.
Мама мотнула головой.
— Я пойду одна. Ты останешься.
— Нет! Если пойдешь ты, пойду и я.
Я проснулась с тяжелой головой и саднящим горлом. Повернувшись, увидела пустой мамин матрас. Возле электрической плитки хлопотала тетя Галя. Я с трудом села, облизывая запекшиеся губы и кутаясь в дырявое одеяло.
— Где мама? — прохрипела я.
— Мама на работе. А мы с тобой сейчас завтракать будем.
— Но я должна быть с ней.
— А что тебе там делать? Под ногами мешаться? Она и без тебя справится. Ей теперь нужно жизни ваши устраивать. — Тетя Галя присела на краешек матраса и дотронулась до моего лба. — Да ты вся горишь. Простыла вчера, наверно. Надо хоть аспирин купить. Он дешевый. Болеть-то нельзя, врача в подвал не вызовешь.
Я закрыла глаза и снова легла. Как глупо, что я заболела. Были бы силы, поехала бы на рынок. Я запомнила дорогу к метро и что пересадку надо делать на станции со смешным названием «Парк культуры». Когда-то мы втроем ходили в наш парк культуры кататься на аттракционах. Точнее катались мы с папой, а мама стояла и смотрела на нас. Говорила, что у нее голова кружится. А я специально поднимала голову вверх и смотрела на небо, чтобы голова кружилась сильнее. В тот день небо было голубым. А по выходным мы ездили на море, и папа учил меня плавать. Я не хочу верить, что папы больше нет. Я не хочу, чтобы моя мама была с Петровичем. Я не хочу, чтобы она делала это ради меня. Мне показалось, что я крикнула «Нет!» Как протест этому миру, который явно не был нашим. Как протест против подвалов, рынков и холода. И тут же почувствовала, что падаю. Стало тепло и хорошо. Здесь не было боли, здесь были прежние мама и папа, и лампа под зеленым абажуром, и стопка потрепанных книг на столе.