Тот, кто в романтическом порыве или просто для красного словца сравнивает театр с большой семьей, недалек от истины. В любом театральном коллективе все знают друг о друге все и общаются без излишних церемоний. О том, что Калерия влюблена в Лаптева, в театре узнали через сорок минут после зарождения данного чувства. Новость тут же стала обсуждаться в гримерках, костюмерных, мастерских. Ну и конечно, в буфете. Все театральные сплетни, как известно, расцветают пышным цветом и обрастают шипами и колючками именно там. Шансы Калерии оценивались невысоко.
Сначала Лаптев ее не замечал. Впрочем, он не замечал не только ее. У него просто не было времени оглядеться вокруг. Он и в буфете-то больше трех минут не засиживался: после репетиции залпом выпивал кофе, вскакивал и мчался в другой театр, на съемочную площадку или на «озвучку». А гримеры и костюмеры были для него только исполнителями определенных функций, не больше. Актеров он тоже особенно не жаловал, и взгляд его проходил сквозь любого человека, если тот находился не на подмостках. Зато на сцене!..
У Калерии захватывало дух, когда Лаптев произносил первую реплику роли или просто, следуя мизансцене Берга, начинал движение из точки «А» в точку «Б». И не у нее одной захватывало. Во время репетиций с участием Лаптева в зале всегда бывало полно народу. Приходили уборщики, гардеробщики, буфетчицы и даже свободные от репетиций актеры. А ведь это — небывалый случай, если актер сам по себе в театр приходит, а не потому что его завтруппой вызвал! Указания амбициозного Берга Лаптев игнорировал с холодной вежливостью, никогда не спорил, но играл по-своему, и сцены достаточно бестолково написанной пьесы неожиданно приобретали смысл, начинали волновать. Но по окончании репетиции или спектакля Лаптев словно утрачивал интерес к окружающему миру, равнодушно стирал грим, переодевался и уходил, никого не замечая и никого не любя. Вот таков он был — модный актер Александр Лаптев.
Лера мириться с подобным положением вещей не желала. Она была натурой деятельной и была уверена, что среди лиц мужского пола нет такой крепости, которую нельзя завоевать. И она начала осаду. Благо гримировался Лаптев у нее.
То, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, истина, конечно, избитая. Тем не менее, действует она безотказно. После того, как однажды Калерия непринужденно подсунула голодному, никогда не успевавшему пообедать Лаптеву пару бутербродов с красной икрой, он начал отличать ее от других гримерш и, здороваясь, называть по имени. Она стала подкармливать его регулярно — домашними бифштексами, пирогом с капустой, крабовым салатом собственного приготовления и постепенно добилась того, что Лаптев начал приходить в театр не за десять минут до репетиции, а за двадцать, а потом и вовсе за полчаса. Во время его трапезы она заводила беседу на легкие, необязательные темы, а потом набралась смелости и заговорила о его актерской игре, предположив, что только эта тема может по-настоящему интересовать Лаптева.
