«А я настаиваю, чтобы следующий тост был выпит всеми присутствующими вместе и до дна».
«За проведенное здесь время мы и так уже много выпили. Ты, между прочим, на службе находишься. В любой момент может приехать проверка, а ты немного нетрезв…”.
Ответ именинника переводу на нормальный язык не поддавался совершенно. Речь, видимо, шла о его желании вступить с проверяющими в совершенно противоестественные отношения.
Глебов поднял, наконец, голову и увидел приоткрытое окно небольшого вагончика, из которого валил табачный дым, красиво подсвеченный изнутри. Беседовавшие граждане находились в вагончике.
Именинник продолжал настаивать на полноте налития, но оппонент обманул его, наглым образом захрапев прямо посередине собственной речи. Дискуссия прервалась. Попытки реанимировать приглашенную девушку также успеха не имели. Глебов с невольным уважением подумал об имениннике – богатырь.
Убедившись, что остался в одиночестве, богатырь шумно выпил еще один тост – чтоб не последний, и после нескольких неудачных попыток вышел из вагончика.
Человек в скособоченной форме охранника жадно вдохнул чистый воздух и мгновенно окосел.
– Жуля, кыс-кыс, – произнес он в сторону будки, но привычная ко всему караульная собака продолжала храпеть.
Тут имениннику пришла в голову вполне здравая мысль, что раз уж он вышел из вагончика, то надо использовать этот факт для оправления естественных надобностей.
Долгое время с оправлением ничего не получалось. Мешали то пуговицы, то галстук, то рубашка. Но больше всего мешала портупея с тяжеленной кобурой. Наконец, портупея была решительно снята и закинута на крыльцо вагончика. После этого все мучения благополучно закончились, если не считать за мучение нелепое падение в конце процесса. Именинник по запаху нашел вход в вагончик, где и растворился в плотном дыму, как привидение. Портупея с кобурой остались лежать на крыльце.
Андрей смотрел на портупею так, как, наверное, кролик смотрит на удава – лежит себе, свернувшись крендельком, никого не трогает,… отчего же так тянет подойти поближе?!
Он и подошел. Осторожно протянул руку, невольно больше косясь на собачью будку, чем на распахнутую дверь вагончика. Кобура расстегнулась от малейшего прикосновения, будто бы сам собой из кожаного плена на волю медленно выполз изящный револьвер. Ужасно красивый. С деревянной рукояткой. Тяжелый, даже на вид…
– Господи, – беспомощно шепнул Глебов, – Господи…. Это-то мне сейчас зачем…. Это утешение? Руководство к действию? Или искушение? А, может, это не Господь? Что делать-то?!
