– Я? Андрей.
– Не слышала такого имени. Тоже из города… – но тут она поперхнулась и страшно выпучила глаза. – Андрей?! Птичий мастер?! Ты птичий мастер?!
– Я?! – мальчик испуганно покосился на Бэллу.
– Ты летал уже? Скажи, летал?
– Летал – осторожно ответил он. – К бабушке летал и в Диснейленд летом.
– А показать можешь? – в глазах Малинки заплясали лукавые огоньки, словно она просила сделать то, чего делать было нельзя, но ужасно хотелось. – Пожалуйста! Я никогда птичьих хозяев не видывала!
– Да я это…, – замялся Андрей, не зная, что сказать.
– Обережек-то где? – глянула в небо Малинка, а затем, как шпион озираясь по сторонам, подошла к мальчику и затараторила: – Прячешь его? Правильно. С ним-то на виду ходить нельзя – прогонят. А птичку твою отберут и в печку бросят. Потом без оберега и сам сгинешь. Без имени-то никак жить нельзя.
– Может пойдём уже, – шепнул мальчик Бэлле, но та, наоборот, ещё ближе подошла к странной девочке.
– Малинка, подожди! Нет у него никакого оберега, и летать он не умеет. То есть сам не умеет, только на самолёте.
– Вот оно что, – сникла девочка. – Глупая! – хлопнула она себя по лбу. – Известно ведь, что нельзя птиц в обережки брать!
– Почему нельзя?
– Да вы что же? – ещё сильнее округлила глаза Малинка. – Сказку о лесе не слыхивали?
Бэлла с Андреем переглянулись и хором ответили: «Нет».
– Чудные вы какие, – всплеснула руками девочка. – В городе, видно, теперь и сказок не сказывают?
– А про что она?
– Про лес, конечно. А ещё про Страх дикий, который детей к себе прибирал. И только тех брал, что птицу в обереге имели и летать умели. Как побежит, говорили, ребёнок за птичкой своей в лес, так и не воротится больше. А птички, бывало, обратно прилетят, покружат, жалобно покликают и вниз кидаются да разбиваются. А среди них и соловушки звонкие, и снегири красногрудые, и вороны чёрные, но больше всех твоих было, – кивнула на мальчика Малинка, – воробьёв хитрых и ловких. Сразу молва пошла, что сами они к злому лесному духу детишек своих заманивают. Что у Бера они на службе. А как уведут, так и плачут по ним потом, раскаиваются. – девочка тяжело вздохнула. – Только не верю я, что обережки так делали. Не могли они, – ласково посмотрела она на белочку, притихшую на руках Бэллы, точно зверёк понимал, что о нём рассказывают. – Одурманивал птичек Бер, нарочно заставлял к берлоге детей приводить.
– Зачем? – Андрей даже охрип от волнения. – Что он с ними делал?
– О том никто не знает. Не видели их больше. И с тех пор ни один родитель своему ребёнку имени птицы не давал, чтобы не смог он её в обережки взять. Бояться они, что Бер за ним придёт. Может и другого кого прихватит, поэтому не нужно тебе в наших краях показываться и по имени называться. Беду накликаешь, – Малинка с сожалением посмотрела на Андрея. – Жалко всё-таки, что ты летать не умеешь. Посмотреть ой как хочется! Дедушки говаривали, что у мастеров птичьих настоящие крылья вырастали.
