«Кружок собирался в восемь часов в Сен-Клу. Помимо императора и императрицы, он состоял из семи дам и господина де Сегюра, Монтескью и Богарне. Одетые с невероятной пышностью, придворные кавалеры и дамы стояли вдоль стен этой маленькой комнаты. Император за маленьким столом просматривал бумаги. Проходило четверть часа мертвого молчания. Император вставал и произносил:
— Я устал работать. Прикажите войти Коста. Я взгляну на дворцовый план.
Барон Коста, страшный толстяк, входит с планом под мышкой. Император приказывает объяснить себе статьи расходов будущего года в Фонтенебло, постройку которого он решил закончить в пятилетний срок. Он молча читает весь проект, прерывая чтение лишь отдельными замечаниями Коста. Он находит ошибки
в вычислениях. Коста помогает ему выводить итог. Внезапно, словно очнувшись, два или три раза император обращается к императрице:
— Почему молчат эти дамы?
За этим следует несколько дамских слов, произнесенных холодным шепотом, на тему об универсальных талантах его величества, и снова на три четверти часа водворяется гробовое молчание. Император снова оборачивается:
— Но эти дамы опять ничего не говорят, дорогой друг мой. Прикажите принести лото.
Кто-нибудь звонит, приносят лото. Император продолжает свои вычисления; приказав принести лист чистой бумаги, снова начинает считать, увлекается, ошибается, ругается. В эти трудные минуты человек, вытаскивающий из мешочка номера лото, еще более гасит свой голос. Шепот превращается в беззвучное движение губ, неудачно называющих цифры. Дамы качают головой и глазами говорят, что они не понимают, какой номер вышел. Затем бьет десять часов. Печальное лото прекращается, и так заканчивается вечер».
Бейль, описывая двор Наполеона и черты тогдашнего светского общества, добавляет еще один характерный штрих:
«Один генерал из моих друзей созвал на обед двадцать друзей. Он дал распоряжение Вери, ресторатору Пале-Рояля, приготовить кабинет на двадцать приборов. Вери выслушал приказание и заявил:
— Вы, наверное, знаете, генерал, что я обязан заявить о вашем обеде полиции, чтобы кто-нибудь из ее представителей присутствовал у вас.
Генерал вознегодовал и вечером, встретив министра полиции Фуше, герцога Отрантского, сказал:
— Черт возьми! Дело дошло до того, что я не могу позвать к себе двадцати человек, не пригласив одного из ваших полицейских!
Фуше длинно улыбается и приносит извинения, не отступая, однако, от условия. Генерал возмущается, Наконец Фуше как бы по вдохновению говорит:
