. Заметим, что фактически это уже происходит, – правда, пока в«неявной»форме. Собственно, (фоковский) принцип относительности к средствам наблюдения есть, по существу, принцип языковой относительности, ведь приборы есть тот вопрос, который мы задаем миру. Фактически, сформулированная в результате напряженных дискуссий «копенгагенская интерпретация»[108] (так же, впрочем, как и логика теории относительности) обнаруживает глубинную, обычно неосознаваемую структуру нашего (языкового) способа освоения мира. Н. Бор подчеркивал, что копенгагенская интерпретация экспериментальной ситуации «есть просто требование логики, так как под словом “эксперимент” мы можем разуметь единственно только процедуру, о которой мы можем сообщить (вы-сказать. – К. К.) другим, что нами проделано и что мы узнали»[109]. Как отмечал В. Гейзенберг, «теория, созданная и оформившаяся в 1927 г. в Копенгагене, представляла собой не только однозначные правила объяснения экспериментов, но и язык, на котором можно было говорить о природе в атомном масштабе, а следовательно, относилась к философии. <…> Бор сформулировал новую интерпретацию квантовой теории на философском языке, <…> но это не был язык одной из традиционных систем – позитивизма, материализма или идеализма; по содержанию он был другим, хотя и включал в себя элементы всех трех систем мышления»[110]. Фактически, возникновение копенгагенской интерпретации ознаменовало собою начало поворота от только лишь формально-логического – «формульного» знания к знанию гуманитарному – «языковому»[111].
Характерно, что Бор распространял предложенный им принцип дополнительности за пределы физики, полагая, что разные человеческие культуры дополнительны друг к другу. «При изучении человеческих культур, отличных от нашей собственной, мы имеем дело с особой проблемой наблюдения, которая при ближайшем рассмотрении обнаруживает много признаков, общих с атомными или психологическими проблемами, – отмечал он; – в этих проблемах взаимодействие между объектом и орудием измерения, или же неотъемлемость объективного содержания от наблюдающего субъекта, препятствует непосредственному применению общепринятых понятий, пригодных для объяснения опыта повседневной жизни <…> каждая такая культура представляет собой гармоническое равновесие традиционных условностей, при помощи которых скрытые потенциальные возможности человеческой жизни могут раскрыться так, что обнаружат новые стороны ее безграничного богатства и многообразия»
