— Чепуха это, мама.
— Может, и чепуха, сынок, мы уж так приучены, никуда уж, видно, не денешься… Мы люди старые, со старыми привычками.
К обеду работу на огороде закончили, и Прохор, намаявшись, чувствовал себя великолепно… День стоял тихий, безветренный.
— Хорошо у вас здесь! — воскликнул Прохор, оглядываясь. — Так и жил бы всю жизнь в станице…
— Вот хорошо-то было бы, — мечтательно протянула старуха. — Сеял бы хлеб с нами…
— Да, мама, сеял бы хлеб… если б не война…
Он задумался. «Да, именно война. Если б не она, то не попал бы я на фронт, не встретился бы там с большевиками, не вступил бы в партию. Сколько этих «бы»…»
И действительно. Как попал Прохор в 1914 году на австрийский фронт, а затем вступил в 1917 году в РСДРП, так все у него пошло по другому, по-новому.
Гражданская война… Военком 4-й кавдивизии Первой Конной армии Буденного… Затем комбриг… После окончания гражданской войны — военная академия. В будущем поприще крупного военного…
— Ну, теперь можно идти домой полдневать, — сказала мать. — Пойдем, Проша. Забирай мотыги, ведра.
— Пойдем, мать, пойдем, — сказал Прохор, обнимая сухонькое, костлявое тело старухи. — Покорми меня борщом… Я думаю, что ныне я честно заработал обед.
Он глянул на свои ладони. На них белели бугорки мозолей.
— Вот, мама, — показал он ей свои руки, — белоручкой стал. Не успел взять в руки мотыгу, как уже мозоли появились.
— Ну какой ты белоручка, — отмахнулась старуха. — Вечный ты труженик, Проша. Вот уж Костя у нас был белоручка так белоручка. Бывало, приедет на каникулы домой, так дров не допросишься нарубить… Не любил черную работу. Да, по правде сказать, мы его не дюже и приневоливали-то к труду. Баловали, грешным делом… Гордились мы дюже им: как же, учился он на учителя… А учитель в ту пору был в станице наипервейший человек… А зараз-то и говорить уж нечего — генеральского чина достиг… А на шута нам надобно его генеральство… Не мило оно нам… — старуха тяжело вздохнула. — Блукает теперь где-то за тридевять земель от дому, от родной семьи.
Слушая мать, Прохор думал о том, как еще свежа память в его семье о Константине, бросившем родину, семью и теперь скитающемся где-то за границей.
Для них, старых родителей, все дети одинаково дороги. Им непонятна та ненависть, которую питают братья друг к другу.
Дорогой Прохор сказал матери:
— Завтра, мама, уезжаю.
— Уже? — дрогнула старуха.
— Да, мама, уже. Надо ехать.
— Господи, и что ж вы все-то так мало гостите у нас?.. Денька два-три поживете и спешите… Только сердце надрываете наше. Вот и Надюшка такая же… Ну, что поделать, — раз надо ехать, значит, надо… Луша, обратилась она к снохе. — Надо курочку пожарить в дорогу, пирожочков испечь…
