— Эх ты! — укоризненно покачал головой Меркулов. — Тож мне, красный вояка… Разбогател, в кулаки лезет.
С минуту пошатываясь, он глядел на новые крашеные ворота Дубровина. Потом, махнув безнадежно рукой, побрел дальше.
У дома Ермаковых его окликнул старый казак Василий Петрович:
— Погоди!..
Сазон остановился. Василий Петрович торопливо подошел к нему:
— Здорово был, казак!
— Здравствуй, Василий Петрович! — важно ответил Сазон.
— На парах, что ли? — усмехнулся старик.
— С пару кости не ломят.
— Правильно гутаришь, — согласился Василий Петрович. — Будем пить и гулять, а работу прочь гнать…
— Не, — замотал головой Меркулов. — Не гожа твоя побасенка. Труду весь век, а потехе час…
— Могет быть, и так… Сазон Миронович, — сказал Василий Петрович, дельце есть у меня к тебе.
— Что хотел, гутарь.
— Да, может, в другой раз, — нерешительно проговорил Василий Петрович. — Сейчас навроде ты не в своем порядке…
— Что значит «не в своем порядке»? — строго посмотрел на него Сазон. — Я всегда в своем порядке… Говори, что надобно?
— Да, понимаешь ли, в чем дело, — начал старик. — Зараз, сам знаешь, новая экономическая политика… Ну, стало быть, я так понимаю, все мы должны иметь стремление к богатой жизни… За то, мол, и воевали наши сыновья…
Сазон хоть и был пьян, но слушал Василия Петровича внимательно:
— Ну-ну?
— Я тоже к тому стремление имею, — продолжал старик. — Сам знаешь, хозяйство у меня хорошее, крепкое. Государству польза от него есть. Добрая польза. Налоги сдаем. Зараз мы с Захаром надумали трактор приобрести. Надобно по этому делу в Ростов ехать… Так вот, ты мне напиши ходатайство. Просим выдать, мол, трактор Фордзон. Гражданин, мол, Ермаков является примерным хозяином, а дети его, сын и дочь, — герои гражданской войны, награжденные за свое геройство орденами Красного Знамени… Сын, Прохор, зараз академию военную проходит, учится на красного генерала, а дочь моя, Надежда, сама ученая и замуж за профессора Мушкетова вышла. Напиши, Сазон Миронович, магарыч будет…
Сазон, прищурив глаза, с ног до головы с презрением оглянул Василия Петровича.
— Ты за кого ж меня принимаешь, Василий Петрович? Ты думаешь, ежели я люблю иногда выпить, так и ум могу пропить? Нет, не на таковского напал. Мне твоего магарыча не надо. Я могу тебе свой поставить. А ходатайства я тебе никакого не буду писать. Кулаков нам не надобно разводить.
Старик затрясся от гнева:
— Да ты в уме, что говоришь такие слова? Да я напишу о том Прохору, и он те, парень, за это…
