И эти двое, столь непохожие друг на друга, вызывали во мне одно чувство — ненависть.
Коннер указал на мальчиков, что сидели рядом со мной:
— Это Латамер и Роден.
Тот, что кашлял, был Латамер. Роден — тот, что выдал меня, сказав, что я очнулся. Они мне кивнули, и Латамер пожал плечами, словно желая сказать, что он, как и я, понятия не имеет, зачем он здесь.
— Я хочу есть, — сказал я. — Я собирался пообедать жареным мясом, так что, надеюсь, у вас есть что-нибудь не хуже.
Коннер усмехнулся и бросил мне на колени яблоко, которое я взять не мог, ведь мои руки по-прежнему были связаны за спиной.
Роден схватил мое яблоко и со смаком откусил большой кусок.
— Вот почему не стоило оказывать сопротивления, — сказал он, жуя. — Руки у меня свободны, а голова не болит.
— Это мое! — разозлился я.
— Яблоко предназначено тому, кто хочет его взять, — сказал Коннер.
Некоторое время все молчали, было только слышно, как Роден хрустит яблоком. Я пытался взглядом выразить ему свое негодование, хотя и знал, что это не поможет. Если он тоже из приюта, значит, ему знакомы правила выживания. Правило номер один гласит: хватай еду везде, где можешь, и съедай, сколько сможешь, про запас.
— То есть вы хотите сказать, что вас обоих увезли как баранов? — спросил я Латамера и Родена.
Латамер покачал головой и кашлянул. У него, наверное, и сил-то не было сопротивляться. Роден наклонился вперед и обхватил руками колени.
— Я видел приют, где ты жил. В сто крат лучше того, где жил я. Коннер сказал, если сделаю что скажут, я получу хорошую награду. Так что нет, я не баран, но я поехал с ним добровольно.
— Могли бы и мне так сказать, вместо того чтобы бить по голове, — сказал я Коннеру. — А что за награда?
Коннер даже не повернулся ко мне.
— Сначала сделаешь что скажут, потом поговорим о награде.
Роден выбросил недоеденное яблоко. Мог хотя бы доесть для приличия.
— Можете меня развязать, — сказал я. Едва ли они так просто послушались бы, но почему не попытаться.
Коннер ответил:
— Миссис Табелди предупредила, что ты горазд бегать. Куда ты сейчас собрался?
— В церковь, конечно. Грехи замаливать.
Роден хихикнул, но Коннер, похоже, не оценил моего юмора:
— Склонность к богохульству я из тебя выбью, мой мальчик.
Я откинул голову и закрыл глаза, давая понять, что не намерен продолжать разговор. Чаще всего это срабатывало. Роден что-то промямлил о том, какой он исправный прихожанин, но я пропустил это мимо ушей. Какое мне до них дело? Я тут ненадолго.
